— Ты называешь меня Тотойе, — ответил вьехо. — Его, — он указал на товарища, — зовут Консуэло. Я знаю, чего хочет Консуэло. Я должен тебе сказать, что сегодня заговорщики убили нашего отца и благодетеля генералиссимуса Трухильо.
— Какой там отец и благодетель, он же был вашим палачом! Разве ты этого не знаешь?
— Ты говоришь неправду, сеньор Оливейра. Трухильо сказал, что если мы будем уничтожать его врагов, он не станет нас убивать и даст еду. И он оставил нас в живых и накормил. Мы всегда были голодны, а он накормил нас. Скажи ему, что так и было, Консуэло.
— Было все, как говорит Тотойе, — подтвердил Консуэло.
— Послушайте, — сказал Оливейра. — Если Трухильо нет в живых, вам не надо меня убивать. Приказ, который вы получили, уже не имеет силы, клянусь вам. Я был врагом Трухильо, и если его нет в живых, значит, я больше не враг. Мертвецам не мешают живые враги. Теперь будет править кто-нибудь другой.
— Ты смешно говоришь, — сказал Консуэло. — Да кто другой может править? Мы не ходили в школу, как ты, но твердо знаем, что никто другой править не может.
Шумел ливень, потоки воды обрушивались на землю, как водопад. Почва не могла впитать всю влагу, и ноги Оливейры по щиколотку погрузились в воду. Он чувствовал сильный озноб, по телу пробегала дрожь. Но разве для него имеет значение, что через минуту или через несколько минут дождь прекратится так же внезапно, как начался, так же внезапно, как спускается в этих краях ночь…
…Нет, это невозможно — умереть таким образом, здесь, под деревом мапу, после кошмарной гонки, по другую сторону границы. Остается еще надежда все им объяснить, убедить их. Нужно только взвешивать каждое слово. Я скажу им, что эра Трухильо окончилась, что доминиканцы достанут старый календарь и снова будут считать время со дня рождества того бога, в которого они верили, которому молились в церквах.
Он хотел все это им сказать, но его неожиданно поразила непоколебимая уверенность этих профессиональных пистольерос в его гибели. Они даже не стали его обыскивать, не отобрали револьвера — к чему это делать, когда через минуту они опорожнят карманы убитого? Как сломить их тупую уверенность, как объяснить, что его нельзя убивать, потому что тот, кто придет к власти в Республике, вспомнит о нем, а если узнает, что Оливейры нет в живых, прикажет их обоих повесить… «До чего же наивны мои рассуждения, — подумал он, — разве кто-нибудь бескорыстно вспомнит о мертвецах. Да никто и не станет преследовать убийц…»
— Скажи ему еще, — хрипло произнес Консуэло, — кто теперь пришел к власти. Скажи ему, пусть знает. Я думал, ему легче будет умирать, если ты скажешь ему то, первое, но он хочет услышать второе. И теперь ему уж не удастся легко умереть. Он сам так хотел.
— Выслушайте меня, — сказал Оливейра с отчаянием в голосе. — Если Трухильо нет в живых, меня нельзя убивать. Ребята! Да послушайте же вы меня, эры Трухильо уже не существует.
— Существует, — сказал вьехо. — Ты не разбираешься в истории. Сегодня к власти пришел его великий сын, Рамфис Трухильо…
— Именно это ты и должен был ему сказать, — тихо прохрипел Консуэло. — Пусть знает.
— Я сказал, — подхватил Тотойе. — Сеньор Оливейра, молитесь. Пора.
— Друзья… — начал было он и внезапно умолк.
С левой стороны под последним ребром он почувствовал укол направленного снизу вверх острия. Он бросился в сторону, но узкий клинок уже рассекал слои кожи, пробивая путь к сердцу.
Он слышал усиливающийся шум ливня и сквозь него еще какие-то слова.
Наверно, их произнес Консуэло или Тотойе; а может быть, и он сам.
— Эра Трухильо продолжается.
Дождь перестал.
Послесловие автора
Затратив почти шесть лет на сбор и систематизацию материалов, я закончил «Последнюю ночь в Сьюдад-Трухильо» в середине мая 1961 года, описав в последней главе подготовку покушения на генералиссимуса Трухильо. А спустя две недели представитель государственного департамента США сообщил о смерти диктатора, прошитого двадцатью семью пулями не пойманных до сего дня заговорщиков. На следующий день эту новость подтвердило доминиканское агентство: Рафаэль Леонидас Трухильо и Молина погиб 31 мая 1961 года на шоссе, ведущем из Сьюдад-Трухильо в Сан-Кристобаль.
Тогда я дополнил повесть описанием успешного покушения на Трухильо и прихода к власти Рамфиса, сына убитого диктатора и начальника штаба вооруженных сил Доминиканской Республики, завершив тем самым повествование о длившейся в течение тридцати одного года «эре Трухильо»; судьба оказалась чрезвычайно снисходительна к моей книжке.