— Но я должен держать язык за зубами, да?
— Вы должны держать язык за зубами. Знаете, Мерфи, зубы до тех пор хороши, пока ими можно что-нибудь разгрызть.
— Вы боялись, что я с вами сыграю какую-нибудь штуку?
— Вы могли увезти больного и потребовать от семьи выкуп. У человека, которого мы везем в багажнике, богатая семья. Они предпочли хорошенько заплатить, чем потом подвергаться шантажу. Мерфи, вас устраивает такая версия?
Мерфи подумал: «Если они знают, что никто меня не ждет, они могут сделать со мной, что захотят. Но самолет? Начальник бюро в Линдене сообщит полиции… Нет, ты глупей, чем они, самолет вернет кто угодно и покажет квитанцию…»
— Если все будет в порядке, то семья откажется от залога, который вы получите в Линдене. Это будет для вас вроде премии, — спокойно говорил Октавио, — Мы о вас заботимся, как о сосунке в инкубаторе. Будьте покойны. Мы не боимся никаких фокусов. И вы тоже ничего не бойтесь.
— Благодарю, Октавио. С такими деньгами я буду жить как следует несколько месяцев. Пошлю маме столько, что она навсегда забудет, как мыла полы черномазым.
— Вы не любите негров?
— Да мне до них дела нет. Я не с юга.
— Меня раздражает их запах.
— Мулы на востоке не переносят запаха белых. С этими запахами по-всякому бывает.
Де ла Маса погасил папиросу, раскрошил пальцами тлеющий табак.
— Скажите механикам, чтобы кончали возиться с машиной. Я им это разрешил, чтобы не вызывать подозрения. Надо лететь.
— Почему вы сами им этого не скажете?
— Они могут запомнить мой испанский акцент. Я этого не хочу.
Мерфи велел механикам уходить, дал им денег.
— Haga Ud. el favor de tomar asiento, — сказал Октавио де ла Маса, когда они подошли к самолету.
— No he comprendido, — ответил Мерфи, — не понял. Я по-испански знаю самое большее сотню слов.
— Я сказал: «Пожалуйста, садитесь». У вас хороший выговор и вы быстро научитесь говорить по-испански. Это хорошо. Muy bien — очень хорошо.
— No lo dudo, — сказал Мерфи, — не сомневаюсь.
— Brillantemente! — с преувеличенным восхищением воскликнул Октавио, — великолепно!
Они уже уселись в кабине, пристегнули ремни.
— А вы не подумали, де ла Маса, — бросил Мерфи, глядя прямо перед собой и проверяя исправность рулей, — вы не подумали, что я все же запомню этот ваш испанский акцент?
Октавио засмеялся, естественно и искренне, без той зловещей ноты, которую Мерфи рассчитывал услышать.
— Мерфи, вы очень рассердитесь, если я не отвечу на этот вопрос?
Ночью меня разбудил звонок телефона.
— Слушаю!
— Говорит сенатор Флинн, Джек Флинн.
— Майк Уинн вас слушает.
— Моя дочь у вас? То есть, я хотел спросить, знаете ли вы, где моя дочь?
— Ничего не понимаю. Почему она должна быть у меня, а не у Бинга Кросби, например, или у Мэрилин Монро?
— Но ведь вы же ей звонили и уговорились вечером встретиться.
— Вечером ваша дочь спала. Я звонил, когда она спала, и сказал вашей кухарке, чтобы она не будила мисс Флинн.
Флинн о чем-то раздумывал.
— Да, наша кухарка говорила, что кто-то звонил и просил, чтобы мою дочь не будили, а только проверили, спит ли она. Но потом вы звонили еще раз, и тогда к телефону подошла Лоретта. Ведь вы звонили, верно?
— Я потом не звонил и не разговаривал с вашей дочерью.
Опять минута колебания.
— Я думал, что вы были где-нибудь в ресторане, и хотел узнать, в котором часу вы ее проводили домой. Я вовсе не имел в виду, что она у вас, очевидно, я неудачно выразился. Я о вас много слыхал и знаю, что вы порядочный человек…
— Так вот: я с ней не разговаривал, не звонил, не был с ней ни в каком ресторане и не провожал ее. И вовсе я не порядочный человек. Все, что вы сказали, не соответствует Действительности.
— Боже, неужели вы хотите сказать…
— У мисс Флинн, надо полагать, немало знакомых. Позвоните им, отыщите ее.
— У нее есть знакомые, но ведь вы запретили ей с ними встречаться! И запретили ей выходить из дому! Лоретта сказала мне, что была у вас по делу этого несчастного профессора…
— Ладно, ладно, я знаю, по какому делу, оставьте имена в покое. Так зачем же она вышла? Я надеюсь, она говорила вам, куда идет в такую пору?
— Потому что кто-то позвонил и сказал, что вы хотите с ней встретиться. Это было около одиннадцати, может, чуть позже. Она должна была взять с собой какую-то рукопись, вы велели ей взять и привезти в «Монтану»…
Ну, значит, игра продолжается. Почему я не предупредил Лоретту, что лишь я сам могу с ней о чем-либо уславливаться, почему не предостерег от любых посредников, почему я все еще так наивен и неосторожен и, хоть кажусь бдительным, недооцениваю этих мерзавцев! Ведь это же трудное и сложное дело — история с Галиндесом и с тем экземпляром «Эры Трухильо», который он дал, чтоб она прочла, а может, и чтобы спрятала. Теперь девушка за это поплатится. Они уже знают, что она была у меня и могут начать охоту за мной. И до чего они быстро все это расшифровали…