агитпоездом ВЦИК “Октябрьская революция” направил на фронт Калинина, наркома просвещения Луначарского, наркома юстиции Курского, наркома здравоохранения Семашка, члена ЦК Преображенского и члена РВС 7-й армии Евдокимова — одного из главных палачей. Пропаганда была направлена прежде всего на разжигание ненависти между красноармейцами и участниками белого движения. Советская власть четко определила своих врагов — представителей имущего класса, религиозных деятелей, тех, кто убежал от советской власти в Крым и засел в “контрреволюционном гнезде”. Агитаторы на своих многочисленных митингах, в беседах, лекциях утверждали, что на полуострове сосредоточилась большая масса буржуазии, чиновничества и представителей других эксплуататорских классов, которые со всей России вывезли сюда неисчислимые богатства, ограбив народ, что здесь находятся огромные склады продовольствия и одежды, полные подвалы крымского вина, а также горы трофейного имущества, завезенного странами Антанты для Белой армии. Они убеждали солдат — вчерашних рабочих и крестьян в том, что никто иной, а только белые генералы, офицерство и буржуазия являются основными и единственными виновниками гражданской войны, хозяйственной разрухи, голода и болезней, что все беды, выпавшие на долю народов России и мирового пролетариата, который уже подымается и обязательно победит в мировом масштабе, происходят только от них. Поэтому, говорили агитаторы, все эксплуататоры и их прислужники подлежат уничтожению, после чего наступит “народовластие”. Они утверждали, что бойцам Красной армии — солдатам революции, освободителям выпала великая и благородная миссия обеспечить дорогу людям в светлое будущее, для “свободного труда на свободной земле”. По их словам, красноармейцы, вернувшись домой к своим родным и близким, будут окружены вниманием и почетом как герои. Методы демагогии, как известно, беспредельны, а цель ее едина: обман всевозможными заманчивыми, но лживыми обещаниями.
Обман, как умышленная подмена истины, был всеобщим. В тех тяжелых условиях лживые обещания воспринимались как действительность, а потому были желанными. К “освобождению” окраин России от контрреволюционных выступлений, к подавлению народных восстаний призывал и Ленин. Еще до “крымских событий” он писал:
'От того, что мы прозевали с Крымом, несколько десятков тысяч человек будут недоедать лишних полгода... Гибнут люди здесь, тогда как на Украине, на Северном Кавказе и в Сибири мы имеем неслыханные богатства..'|6.
Ожидание убежища в Крыму и избавление от бедствии захватило всех. В своих воспоминаниях “Памяти Перекопа и Чонгара” Фрунзе писал:
'Каждый красноармеец, командир и политработник держались лишь крепко засевшей в сознании всех мыслью: во что бы то ни стало ворваться в Крым, ибо там конец всем лишениям...'60.
Подавление и фактическая отмена свободы печати, слова, критики, отсутствие вследствие этого других мнений и суждений по поводу происходящих событий в стране также сыграли не последнюю роль в формировании мировоззрения людей. Уже в то время большевики считали инакомыслие враждебным для трудящихся. Ленин писал:
«Свобода печати в РСФСР, окруженной буржуазными врагами всего мира, есть свобода политической буржуазии и ее вернейших слуг меньшевиков и эсеров... Свобода печати поможет силе мировой буржуазии... Болезнь надо лечить пролетарскими и партийными мерами, а не туманить себе голову 'свободой печати', этим 'блестящим бопотным огоньком'»’®.
Причины ясны: большевики боялись правды, поэтому против инакомыслящих Ленин призывал применять репрессии:
'Если свобода критики означает свободу защиты капитализма, то мы ее раздавим'61.
В темной массе красноармейцев, выходцев из замученной и уже несколько лет голодной России, эти пропагандистские лозунги, агитация, называемая большевиками мощным оружием классовой борьбы, находили благоприятную почву. В сознании людей эта пропаганда пробуждала, может быть, дремлющие, невидимые, дикие, низменные инстинкты и склонность к разрушению всего старого, привычного, веками накопленных устоев, к безудержной стихии потрясений, ниспровержения и взрывам, к насилию, безжалостным убийствам, грабежам, к ненасытному стремлению к мщению. Одурманенное сознание бойцов не искало ответы на вопросы: кому, за что и зачем нужно мстить. В целях уничтожения “отжившего” мира, во имя революции и ликвидации очагов сопротивления широко пропагандировались беспощадные, бесчеловечные меры, установленные декретами, этими “законами” советской власти. Применение репрессий большевики поощряли, не думая о том, к чему может привести такая политика. Ромен Роллан вложил в уста Робеспьера вполне справедливое предупреждение на этот счет: