Одной из составляющих преобразования была давно назревшая проблема оправдания и реабилитации миллионов безвинно пострадавших людей, без решения которой все лозунги о перестройке, демократизации и гласности становятся такими же пустыми, как и прежние. Но приступить к возобновлению этой работы мешала боязнь партийного руководства страны окончательно потерять доверие к обанкротившейся коммунистической идеологии, а потому оно тянуло с решением проблемы до последнего момента. Процесс бесконечного обсуждения, согласования, определения пределов допуска и настоящая торговля по поводу конкретного периода разбирательства этих дел закончились, наконец, созданием 28 сентября 1987 г. специальной комиссии “по дополнительному изучению материалов” во главе с председателем Комитета партийного контроля при ЦК КПСС М. С. Соломенцевым344. Затем последовали одно за другим постановления Политбюро ЦК: 11 июля 1988 г. “О дополнительных мерах...”345, 5 января 1989 г. “О допол-кительных мерах по восстановлению справедливости в отношении жертв репрессий, имеющих место в период 30—40 и начала 50-х годов”, а 16 января 1989 г. принят Указ Президиума Верховного Совета СССР под аналогичным названием, который положил начало новому этапу реабилитации9. У граждан, репрессированных, например, в 1937—1938 гг. и попавших под действие Указа и реабилитированных таким образом, было похищено, по сути, около 50 лет, а большинство из них вообще оставило наш жестокий мир с клеймом врагов народа.
К постоянному обману и демагогии со стороны партийного руководства люди привыкли и уже перестали этому удивляться, но попытка скрыть и затушевать действительные размерьі беззакония и террора и назвать предстоящую работу по восстановлению справедливости “дополнительными мерами” было вершиной лицемерия. Каждому было понятно, что дополнительные меры обычно принимаются тогда, когда выполнен основной объем работы и осталось что-то незначительное, дополнительное, которое необходимо завершить. Однако после XX съезда КПСС было реабилитировано лишь около
1 млн человек, что составляло всего несколько процентов от общего количества репрессированных лиц. Это
было лишь началом пересмотра дел в архивных завалах. Ждали своего разрешения нетронутые дела в отношении, по меньшей мере, 40 млн человек. Пределы периодов проверки дел, ограниченные 30—40-ми и началом 50-х годов, означали, что таких же незаконных репрессий в иные годы якобы не было, а если репрессии и были, то только обоснованные. Но в действительности все было иначе: массовые репрессии начались сразу после октябрьского переворота, так как они были единственным средством удержания власти. Репрессии были всегда, даже в 80-х годах, хотя и в более умеренных размерах.
Зачем же были установлены ограничения и почему допуск к остальным делам для прокуроров был закрыт? Год 1937-й — год великого террора, конечно, затмевал иные периоды и размеры беззакония. Период с момента октябрьского переворота и до 30-х годов, по мнению членов комиссии, в которую, кроме членов Политбюро ЦК, входили и председатель КГБ Чебриков, а потом, на его смену, — Крючков, был периодом революции, гражданской войны, бесконечных восстаний враждебных, контрреволюционных сил и иностранной интервенции; это было время классовой борьбы, ликвидации буржуазных партий, военного коммунизма, становления и выживания советской власти в стране. В связи с этим считалось, что все участники контрреволюционного движения были наказаны обоснованно, а потому подвергать пересмотру дела этого периода нет необходимости.
Запрещение касаться дел, относящихся ко второй половине 50-х, 60— 80-х годов, и ставить вопрос о реабилитации осужденных лиц тоже имеет свое скрытое объяснение. В этот период в большинстве случаев судили диссидентов, экстремистов, украинских и других националистов, противников вторжения советских войск в европейские страны народной демократии, Афганистан, непримиримое отношение к которым у партийной верхушки не поменялось даже после распада СССР и краха компартийного владычества. Кроме того, председатели КГБ и Чебриков — в прошлом главный организатор и специалист по преследованию диссидентов по всей стране, и Крючков, пользующийся у Горбачева (на его беду) большим авторитетом и оказывающий на него влияние, не желали допустить оправдания граждан, за которыми в свое время они сами охотились.