«...если именем закона будет литься кровь человеческая и откроются взорам народа жестокие зрелища и истерзанные трупы, значит законы в сердцах граждан искажают идеи справедливости, зарождают в сознании общества дикие предрассудки, которые в свою очередь породят еще худшие»[82].
Независимо от того, как поступали сам Робеспьер и его сторонники во время французской революции, высказанное им предположение оказалось фатальным. Внедрение большевиками коммунистической идеологии в России, в этой полуазиатской стране, вызвавшее судьбоносные для всего мира события, революционные потрясения и ужасы инспирированной ими гражданской войны, способствовало формированию в сознании людей серьезных психических нарушений. До сих пор многие наши сограждане испытывают чувства беззащитности, безысходности, отчаяния от нищеты и отсутствия надежды на лучшее будущее для себя и своих потомков. Отброшенные после революции 1917 года принципы человеколюбия, милосердия, искусственное разделение общества на непримиримые враждующие между собой классы, установившие и продлившие красный террор на многие годы, — все это отрицательно сказывается на жизни даже современного общества.
Каждодневная агитация, пропаганда лозунгов большевиков и обещаний «светлого будущего», заведомо нереальных и несбыточных, в тех условиях воздействовала успешно и безотказно. Понимая это, Ленин писал:
«Лозунги превосходные, увлекательные, опьяняющие, — почвы под ними нет, — вот суть революционной фразы»[83].
Здесь он не ошибался. В тех условиях любая надежда на улучшение жизни народа, любые обещания со столь высоких трибун приобретали очертания реальности и правды.
Под влиянием чрезмерной дозы опьяняющей агитации, которая подкупала, захватывала, увлекала, вселяла надежду в замороченные головы бойцов, привлекаемые командованием воинские подразделения в помощь чекистам и отрядам службы тыла к розыску и обезвреживанию бывших солдат и офицеров, восставших крестьян и беженцев тоже действовали беспощадно. Все чаще армейские части были задействованы для несвойственной им «работы», особенно для подавления крестьянских выступлений и отрядов повстанцев, с приближением к территории Крыма.
Не исключено, что командование Красной армии в этот период применяло децимацию — наиболее репрессивную и кровавую древнеримскую меру расправы с бойцами когорты, которая не проявила настойчивости в бою или, более того, дрогнула и начала отступать перед противником. В этих случаях убивали каждого десятого воина. Переняв у древних римлян этот дикий обычай, большевики перенесли жестокий метод подавления на реальную почву. П.А. Шевоцуков в своей книге «Страницы истории гражданской войны» описывает события, происшедшие в Люблянском полку, который под натиском противника оставил свои позиции. 22 ноября 1919 г. Можайский воентрибунал постановил расстрелять уже не каждого десятого, а каждого пятого красноармейца в 1-й и 3-й роте полка, а в остальных ротах — каждого десятого. Подобные экзекуции над красноармейцами происходили и на Восточном фронте в 1918 г., когда каждый десятый боец Петроградского полка был расстрелян за отступление под Казанью[84]. Инициатива применения децимации принадлежала, конечно же, не строевым командирам, выросшим в рабочей и крестьянской среде, а тем, кто в университетах изучал латынь и хорошо знал исторические трактаты Тацита, Светония, Фукидида и других известных авторов. Не исключено, что децимация применялась и в войсках Южного фронта. К тому же член реввоенсовета Южного фронта С.И. Гусев был участником и свидетелем ее в 1918 г. в Казани.
Действительная цена большевистских обещаний стала известна бойцам уже вскоре после войны и их демобилизации. Преисполненные гордостью победителей, бывшие красноармейцы в ожидании почета и свободы вместе со всеми крестьянами оказались на положении крепостных и были вынуждены работать практически бесплатно, пополняя «закрома родины» на земле, которая им не принадлежала.
А бывшие фронтовые агитаторы, политработники, выросшие по службе и занявшие высокие партийные и чекистские должности, а также представители высшей партийной элиты — в основном выходцы из дворянских семей, изначально перехватившие у пролетариата руководящую роль и прикрываясь Советами, захватили безраздельную власть и беспощадно подавляли малейшие проявления недовольства и инакомыслия. Диктат, насилие и произвол заставляли бывших красноармейцев задумываться над тем, за что погибли их товарищи в борьбе за советскую власть на многочисленных фронтах гражданской войны? Зачем пролито столько крови с обеих сторон? Оправдана ли была непомерная жестокость к восставшим крестьянам и военнопленным Белой армии? Разве не для них была завоевана народная власть, оказавшаяся в руках беспринципных партийных функционеров? Думать об этом было можно, но только тайно. Тот, кто высказывал крамольные мысли, сразу оказывался за решеткой. К недовольным бывшим красноармейцам применялись те же репрессии, тот же террор, который, по существу, ничем не отличался от безжалостной расправы над пленными, чиновниками и другими «бывшими» людьми со стороны этих же бойцов революции.