Когда-то меня преследовала романтическая мечта о том, что после исторического я стану настоящей охотницей за сокровищами. Эдакая русская Лара Крофт. Я представляла себе саркофаги и мумии, тайные ходы под Москвой и катакомбы Парижа, древние замки, полные секретов. Жизнь быстро доказала мне, что приключения ждут далеко не каждого, и что большинство мумий уже раскопано, а саркофагов вскрыто. И как бы я не злилась на Дэниела, и на его моральный компас, я чувствовала, что, возможно, моя поездка в Швейцарию стала тем приключением, о котором я буду рассказывать внукам.
Я вышла на работу через два дня после возвращения, Ильич тут же подкинул мне несколько не сложных дел, которые предполагали долгое сидение в архивах. Взявшись за новую партию генеалогических деревьев я поняла, что делаю это без особенного энтузиазма. Очередной мул пытается доказать, что его предками были скаковые лошади, а я ему в этом потворствую. В итоге мне предстоит скормить ему порцию лжи вперемешку с редкими фактами. Получается и чем это отличается от того, что делает Дэниел? Голос совести завопил: «Тем, что я не нарушаю закон». Этот голос, бесспорно, был прав.
В обед в компанию пришел курьер с букетом роз. Я оторвалась от переписи необходимых мне документов, чтобы принять цветы. На записке к букету значилось «От Дэниела. Прости». Розы я поставила в вазу, записку смяла и выбросила. Каждый день всю следующую неделю меня посещал тот же самый курьер, неизменно с букетом цветов и тем же текстом. Ильич, заметивший такое положение дел, и бесконечно растущее количество букетов, постоянно повторял:
— Да прости ты уже парня! Он тебе уже целый цветочный магазин скупил.
На его ремарку я только фыркнула. Знал бы Ильич, кого просит простить, не тратил бы слов. К моему удивлению, начальство не спешило покинуть мой кабинет:
— Ромашкова написала на корпоративную почту. Роман почти закончен, требуется только вычитка, как она сказала.
Я кивнула, желая вернуться к своим бумагам, но начальство никуда не спешило:
— Ты бы почитала, что она пишет. Ромашкова просит твоего одобрения.
Я раздраженно повела бровью, сказала:
— Напишите ей, что я полностью одобряю ее восхитительное произведение.
Не хотелось мне снова возвращаться мыслями к своим переживаниям, хватало и того, что удушливый запах роз напоминает мне о них с утра и до вечера. Выбросить цветы рука не поднималась, слишком они были красивы. А Дэниел наверняка скоро сам обо мне забудет. Может он и цветы присылает только для того, что меня, дурочку романтичную, молчать заставить.
— Как знаешь, Дина. Но потом не жалуйся — Ильич, наконец, ушел. Я же собралась и направилась в архив, где мне предстоял увлекательный поиск дальних родственников одной российской певицы.
Уже вечером, возвращаясь домой, я как вкопанная остановилась возле подъезда, приметив знакомую машину.
Своей Шкодой Сергей очень гордился, он никогда бы не пустил меня за руль своего сокровища, непременно ворча даже если я слишком громко хлопала дверью. Может быть он вспомнил, что забыл что-то и решил забрать это? А может захотел повидаться? Я зашла в лифт, прикрыла глаза, пока тот с тихим скрежетом поднимал меня вверх. Судьба действительно смеялась надо мной, подкидывая одно потрясение за другим. Как начать разговор? «Привет, Сережа. Как дела? Все еще встречаешься с той шваброй?».
На удивление, в моей душе не шевелилось ничего даже от осознания грядущей встречи. Дверь оказалась не заперта. Свет на кухне горел и уже при входе атмосфера царила гнетущая. Я отправилась на свет.
Поразило меня не то, что мой бывший изрядно набрал в весе, не то, что он воинственно поглядел на меня так, будто я ему нож в спину воткнула, а то, что Сергей был не один. Напротив него, сложив на коленях пышный букет роз, сидел Дэниел. Гад бессовестный, и ведь наверняка опять прикидывается, что русского не понимает. Я оказалась права, когда он заговорил по-английски:
— Я тут мимо проезжал, дай, думаю, заеду, — с лисьей улыбкой на красивом лице сказал он. Казалось, его забавляло, как побагровел Сергей, — Думал застать тебя у подъезда, но увидел свет и зашел буквально десять минут назад.
Я переводила взгляд с одного мужчины на другого, решившись, наконец, задать вопрос:
— Сереж, а ты что тут делаешь?
— Твоя мама сказала, ты все еще меня любишь. — Пробурчал мужчина. Вот люблю я свою матушку, как всегда своевременно она решила помочь мне наладить личную жизнь. Иногда она напоминала мне комичного персонажа мамы главной героини из «Гордости и предубеждения», вот только я у нее единственная дочь.