Последний день путины. Завтра выходной. Влас онемел от счастья. «Можно спать сколько захочешь, привести себя в порядок, ни о чем не думая, побродить по сопкам. Хотя зачем? Отоспаться за всю путину, с утра до ночи — вот это кайф!» — думал он, не обращая внимания на поднявшийся пронизывающий ветер. Сняв с себя куртку, бегом носил рыбу, торопился загрузить, ведь нынче последний день, а к вечеру почувствовал себя неважно.
— Иди домой, Влас! Тут мы уже и сами справимся. Прохватило сквозняком. Посиди возле печки, попарь ноги, попей чаю, — советовали бабы.
И только Федор криво усмехнулся:
— Да разве эдакого бугая чаем вылечить? Ему что покрепче, позабористей, чтоб душу до самой задницы прогрело, — подморгнул Власу.
Тот отмахнулся, не поверив в намек. Но Федор пожалел человека и принес на другой день бутылку первача. Выпивать с Власом не стал, сказав, что принес самогонку не на баловство, а для лечения. Присел лишь ненадолго, чтоб поговорить по душам:
— Привыкли мы к тебе за путину. Теплый ты человек, свойский. А что в тюрьме был, здесь этим никого не удивишь. Вот мы с Полиной тоже из сосланных: кулацкие дети. Давно ль врагами народа считали? Мы еще и теперь к человечьим именам не привыкли, все больше к прозвищам, чаще к матерным. А чем от других отличались, и теперь не знаем. Может, кто с моих на один раз больше соседа бзднул? Вот и позавидовал тот, что сытней его живем. На самом деле в избе детей больше, чем мух, водилось. Аж восемнадцать душ, В живых я один остался. Мне хоть сто реабилитаций — вертаться некуда и не к кому. Потому клейму властей не верим. Свое болит. А и глядя на тебя, не верится, будто ты — уголовник отпетый. Оно, знаешь, любого изговнять могут, вот очистить не умеют.
— Это верно! — согласился Влас, но о себе ничего не рассказал. И, взглянув в окно, грустно вздохнул, увидев улетающий караван гусей.
Федор понял, не до него Власу, и заспешил уйти, сославшись на дела. А условник, оставшись в одиночестве, о своем задумался…
Ведь вот и его звали по кликухе много лет. Тоже родное имя забывать стал. Вспомнил его уже здесь, на заводе. А до того… Впрочем, кто виноват? «Сам дурак! И мне в своем винить некого!» — сел на топчан.
Влас и впрямь добровольно изувечил свою судьбу. Рос он баловнем, единственным ребенком в семье, которому позволялось и прощалось все. Его отец был директором банка, мать — директор школы, потому Влас жил играючи. Всякое желание и каприз немедленно выполнялись. Что бы он ни натворил, ему все прощалось. Учителя в школе ходили перед ним на цыпочках и говорили, что способнее его нет второго ребенка во всем городе. Даже когда Влас просыпал и приходил на занятия лишь к третьему уроку, учителя молчали и не жаловались матери. Лишь однажды преподаватель по черчению поставил ему тройку. Это стало трагедией, но через две недели учителя уволили, а новый оказался умнее и, не захотев участи предшественника, не конфликтовал с Власом. Он целыми днями был предоставлен самому себе. Частенько околачивался в банке у отца. Знал там все ходы и выходы, каждого охранника и пса. На мальчишку никто не обращал внимания, а он скучал от безделья. Он знал, что о его будущем заранее позаботятся родители, самому тревожиться не стоит. За него сделают все.
В классе Власа не замечали. Его не били, не устраивали «темную», как другим, но с ним и не дружили. Девчонка, соседка по парте, все годы сидела, отвернувшись от Власа. И лишь старшеклассники звали его к себе: предлагали закурить, брали с собой на вечеринки. Он отказывался, а однажды осмелился и согласился. Ох, что это была за компания! Не девчонки, целые девахи отплясывали на столе совсем голые. Влас тоже перебрал — осмелел, хватал девок за голые груди и задницы. Здесь позволялось все.
«Мужай, Влас! Взрослей! Банкиры своих детей тоже не в капусте находят. Докажи, что и ты мужчина!» И доказал! Через неделю попал к венерологу. Мать с отцом ругали, но, вылечив, забыли о шалости сына. А Власу уже подсказали, как избежать венерологов, и тот не преминул воспользоваться советом. Все прошло гладко, и теперь вечерами его трудно было застать дома, Возвращался ночью или под утро. Нет, он не грубил родителям, что особо нравилось матери, и та, сославшись на переломный возраст сына, трепала по щеке, будучи уверена, что и это озорство пройдет, просто сын взрослеет.
Где и как он познакомился с ворами, как связался с ними? «Ну да, конечно! Старший брат Петьки! Он тогда спросил обо мне, мол, что за хмырь? Когда узнал, осклабился и сказал, похлопав брата по плечу, мол, ништяк, сгодится…»
В тот же день они стали расспрашивать Власа о банке. Тот не хотел отвечать. Они предложили тост за самую крепкую мужскую дружбу и налили целый стакан водки. Он рассказал им все, но на следующий день, испугавшись, предупредил отца и целую неделю не выходил из дома.
Прошел месяц, второй, никто не залез и не пытался ограбить банк. Влас успокоился, поверил в то, что испугался собственной тени. А вскоре снова свиделся с братом Петьки. Тот заговорил с ним как со старым приятелем. Власу льстило, что этот крутарь общается с ним на равных. «Чего ты тусуешься с сопляками? Рули к нам! У нас кайфовее! Любую телку заклеишь, захочешь бухнуть, квась сколько влезет!» — и уговорил.
Влас, попав в компанию крутых, воздержался от спиртного. Он вслушивался в разговоры, присматривался к новым друзьям. И вдруг увидел ее…
Наталья вошла в комнату тихо. «Эй, сеструха! Чего крадешься? Не робей, познакомься с нашим новым дружбаном! Клевый кореш!» — указал на Власа. Тот покраснел от неожиданности, девушка впрямь приглянулась ему. Одета скромно, по-домашнему просто, без макияжа, держалась тихо, робко.
Они познакомились, разговорились. Наташа оказалась интересной собеседницей. Она жгуче краснела от взглядов Власа, была застенчива. О себе рассказала скупо: заканчивает школу, собирается стать финансистом — но это только мечты. Как получится, не знает. Влас обещал ей поговорить с отцом, заранее обнадежил, что тот не откажет. Девушка приободрилась, расцвела в улыбке, словно гору груза скинула с плеч. До глубокой ночи она танцевала только с Власом. Прощаясь с ним, обещала завтра позвонить и прийти на свидание.
Влас летел домой как на крыльях. Не только она ему, а и он ей понравился. Ведь весь вечер Наташка не спускала с него восторженного взгляда, а в голосе сквозили такие нежные нотки, что никаких сомнений не оставалось.
Он лег в постель, но уснул не сразу. Ему виделись ее глаза, улыбка. Он мечтал о встрече с девушкой. Впервые пожалел, что время тянется так медленно.
Проснулся он в полдень. Отец с матерью были дома. Влас и забыл, что сегодня выходной. Пошел принять ванну. Смутно услышал телефонный звонок. Отец поднял трубку, заговорил, и Влас услышал: «Перестаньте докучать человеку! Что вы вешаетесь ему на шею? Он еще мальчишка, а уже переболел сифилисом! Я не допущу, чтобы это повторилось! Забудьте сына и никогда больше не звоните ему!» Резко бросил трубку.
— Кто звонил? — выглянул из ванны Влас.
— Какая-то Наталья! Нахалка! В наше время…
— Что ты наделал, отец? — побледнел парень.
— Сказал все, что положено! Отвадил сучонку! Ишь, повадились домой звонить, бессовестные!
— Да как ты мог? Она вовсе не такая!
— Порядочные не звонят сами, не вешаются на шею! И только дешевки так поступают! — гремел отец в злости.
— Ты б хоть меня спросил!
— Тогда ответь, по какому праву даешь номер телефона всяким шлюхам?
— Не обзывай, не видя! Она хорошая девчонка.
— Все хороши, но скажи, как влип на заразную? Иль у этой гарантия на манде приклеена? Я не был с ней. А ты хам! Я даже не знал, что мой отец такой циник!
Влас не ожидал пощечины, она отбросила его обратно в
ванную.
— Заткнись, щенок! Не тебе судить меня, сопляк паршивый!
— Ребята, успокойтесь. Из-за чего вы ругаетесь? Вы ж свои, родные, — пыталась примирить обоих мать.
Но ссора только началась.
— Я молчу о твоих друзьях, хоть все они подонки, Почему ты в мои дела влез? — открыл двери в комнату отца.
— Мои тебе не мешают. Они помогают в работе, в жизни!
— Ты их постоянно выручаешь. И сам такой! — Получил улар покрепче.