— Эй, лягавый! А что с этим паханом станем делать? — опомнился Влас.
— Себе его возьми! На память! — послышалось из темноты.
«Не то время и место! Во, мусоряга! А я чуть не предложился ему в обязанники. Все ж дышать оставил. Но для чего? Чтоб самому меня урыть? Хрен тебе, потрох барухи, выкидыш бухой блядешки! Пусть откинутся все мусора, но живут фартовые!» — выдохнул Влас остатки страха и повернул в дизельную.
— Не спал я! Сейчас заведу движок! А ты Федора ко мне пришли. Пусть посмотрит, какая корова возле меня лежит.
Лида возвращалась с танцев из поселка. Ничего не подозревая, наткнулась на медведя, упала. Поняв, кто преградил ей путь, завизжала изо всех сил. Она не знала, что медведь мертв. В предупреждение Федора не поверила. Теперь кричала так, что всех на ноги подняла. Несмотря на ночь, даже дети высыпали из домов узнать, что случилось.
— Успокойся. Ну, тихо. Не реви! Он Власа хотел сожрать, тебя уж не тронет, — успокаивал девушку Михаил, обняв за плечи, притянул к себе. — Не плачь, Лидушка. Этот страх уже не страшен. Завтра котлет из него наделаешь.
— Не хочу. — Дрожали плечи. Лида жалась к Михаилу, как доверчивый ребенок. — А как он сюда попал?
— За Власом бежал. Тот сказал, что возле дизельной встретились. А тут меня черти поднесли. Вот и все. Не бойся. Все хорошо! Никого не успел достать зверюга.
— Это ты уложил его? — спросил Федор подоспевшего Меченого.
— Лягавый опередил. Я только за топором сунулся, он его ломом в ухо звезданул. Сказалась сноровка, пригодился опыт. Небось, не одного вот так раскладывал на лопатки!
— Да замолчи ты! — цыкнул Смирнов и спросил собравшихся вокруг: — Кто умеет свежевать?
— Не знаю! Корову, свиней разделывали, а медведя не приходилось! Коли доверишь, справимся. Верно, мужики?
— Давайте, ребята! Разведем костер! Ты, Влас, включи свою керосинку на все обороты! Несите переноску. Полина, Аня, Нина, несите тазы и выварки! Миш, мясо на всех поровну поделим? — спросил Золотарев.
— А как иначе? Конечно! Детным — побольше, одиночкам — меньше.
— Шкуру себе возьмешь?
— Зачем она? Не на меня он охотился. Пусть Власу будет. И жир ему отдайте. Он, как слышал я, от чахотки — первое средство. Глядишь, после этого сам за медведицами побежит!
Мишка давно бы ушел к себе, но так не хотелось… Лида все еще не отпускала его руку и вздрагивала. Дамир заметил это, усмехнулся молча. Будет о чем пошептаться с участковым. А Влас, едва разгорелся костер, стал помогать мужикам свежевать зверя. Лида, побоявшись прикоснуться к медведю, пошла домой, пообещав Михаилу, что завтра обязательно сама нажарит для него котлет.
Влас тоже заметил, как неохотно Смирнов отпустил руку девушки из своей ладони, но подначивать или высмеивать его не решился. «Пусть он и падла лягавая, но все ж мужик. Ведь за меня подставился под зверюгу! Ладно, удачно отмылился. Замочил, но могло случиться иначе. И тогда…»
«Не забздел! Выручил гада! А зачем? Если б Меченого эта туша накрыла, от него и кальсоны не уцелели бы! Зато как спокойно зажили бы мы здесь сами! Без оглядки. Так вот долбодуй! Не подумал. Уберег змея! — вздыхал Дамир молча, досадливо пыхтя и сморкаясь, недовольно косясь на Мишку. — Он и мяса-то не ел в зоне, а тут котлеты заказал. Для кого? Иль тоже Власу отдаст?» Стукач глянул на Меченого. Тот пил еще теплый жир, не дождался, пока его разольют по банкам.
«Коль жить остался — значит, нужен! Если так, надо лечиться!» — пил жир из брюшных складок зверя, вычерпывая его ложкой. Ему хотелось отделаться от всех напастей разом. Влас шутил, смеялся вместе со всеми над своим недавним страхом, прекрасно понимая, что, окажись на его месте любой другой, финал не стал бы лучше.
— Миш, а ты вообще какую охоту уважаешь? — спросил Золотарев.
— На фартовых! — осклабился Влас.
— Я не охотник, — отозвался Смирнов.
— Шутишь? — не поверил Федор.
— Честное слово!
— Заливает! Туфту гонит! — ухмылялся Меченый.
— Даю слово, никогда не промышлял охотой!
— А как же этого завалил? Тут не без навыков! Глянь, как звезданул? Прямое попадание!
— В СИЗО и в бухарнике клешни тренировал! — хохотал Влас.
— Да будет тебе! Тут не кулаками! Ими с медведем не сладить. Здесь опыт промысловика нужен, — качал головой Федор.
Михаилу вспомнилась мать, крестившая вслед машину, увозившую его из суда. Она и теперь молится за него Богу, прося оградить ее сына от бед и погибели.
— Случайность! Доведись повторить, вряд ли получится! — отмахнулся Смирнов.
— А мне сдается, что зверюга сам накрылся от удивления! Как только увидел лягавого, так и откинул копыта! Не ждал, что в этой глуши мусорило прикипелся, и не кинулся на него. Оставил для разборки фартовым! — не унимался Влас.
— Ну и сволочь ты! — осек его Золотарев.
— Мужик тебя из погибели вырвал. С того света! А ты зубоскалишь над ним? Сам ему по гроб жизни должен! Не каждый, даже друг, решился б на это!
Влас глянул на Михаила. Глаза в глаза… Непримиримый холод и злоба. Понять друг друга и простить мешала старая память. Она в секунды обрывала все доброе, и люди снова вспоминали о вражде.
«Зря я вмешался. Пусть бы медведь устроил ему свою разборку!» — подумал Михаил и повернул в дом, где его ждал Дамир.
«Лучше б я откинулся, чем стать обязанником лягавого! Меня, узнай о том «законники», на первой же разборке свои замокрят», — думал Влас. Вдруг неожиданно заклинило горло. Весь жир, что с такой жадностью собирал, вылился фонтаном в снег.
— Перебрал лишку!
— Его по столовой ложке в день принимать надо, а ты дорвался до халявы! — смеялись мужики.
Власу было не до веселья. В желудке все урчало и ворочалось, словно там завелся десяток беспокойных медвежат.
Меченый отказался от мяса. К вечеру ему и вовсе плохо стало. Лишь водка с солью избавила его от резей в желудке, и мужик перестал поминутно выскакивать в сортир. Он осторожно съел пару котлет из медвежатины. Они хорошо усвоились, и Влас уверенно зашагал в дизельную.
— Эх, Мишка! Голова твоя — гнилая шишка! — вздохнул Дамир, как только Смирнов вошел в дом.
— Ты это с чего зашелся? Как со мной разговариваешь? — возмутился Михаил, понимая, что через перегородку до Лиды доходит всякое слово, а ему очень не хотелось, чтобы она услышала такое.
— Ну зачем ты его из-под медведя вырвал?
— Всякое живое жить должно! — играл Смирнов уже на Лиду.
— А ты про меня подумал, дурень? Не приведись, тот медведь тебя порешил бы вконец? Мне с Власом пришлось бы фуфловничать. Ну скажи, дожил бы я до воли? Что вернулось бы к моему внучонку, Ромке? Да и воротился б ли? Он меня в тот же день, как муху на стекле, размазал бы! А тебе невдомек! Зато у меня все трясется. Сиротой в свете едва не стал, — хныкал Дамир, непритворно сморкаясь и вытирая мокрые глаза. — Это ж повезло, что зверя враз уложил, но вдруг промазал бы… Он бы тут никого вживе не оставил бы…
— Хватит причитать! Все обошлось! — оборвал Дамира Михаил.
Весь следующий день люди только и говорили о ночном происшествии. И хотя еще утром медвежье мясо было поделено между жителями, а из домов уже доносился запах жареных котлет, разговоры не стихали.
— Он его башку насквозь пробил ломом!
— Да не болтай! В ухо всадил!
— Я сама видела! — спорила Полина с Аней.
— Чего это вы зашлись? Какая разница, как убил? Главное, нет больше подранка! — успокаивала женщин Галина.
— Подранка? — ахнули обе.
— Ну да! У условника только лом был, а когда свежевать стали, увидели пулевое ранение. Из карабина стреляли. Димка эту пулю взял, повезет в охотинспекцию, чтоб те браконьера нашли и взгрели. Мы за что рисковали? Хорошо, что обошлось. Могло иначе кончиться. Вон и Лидка на танцы ходила в поселок. Ее прижучить мог…
— Не-ет! Эту никакой зверь не зажмет, любому морду исцарапает!
— А все ж силен мужик, этот условник! Хоть с виду тощий, а целого медведя завалил!