Выбрать главу

Пурга свирепствовала еще два дня, а на третий все стихло. Люди вернулись к себе. Влас и Михаил изумились, увидев дома, сплошь занесенные снегом. Из сугробов кое-где торчали трубы.

— Мать моя баруха! Это что ж такое сотворилось? Ни единого курятника не видно! — крикнул Влас, но вскоре приметил Дамира, очистившего от снега крыльцо. Теперь он откидывал сугроб от окна.

Полина с внуками расчищала двор. Анна сметала снег с порогов. Нина Ивановна вместе с сыном уже раскидали сугроб, прижавшийся боком к входной двери. Лида помогала Галине выбраться наружу. Только Федор пробивал дорожку к конторе, увидев приехавших, закричал:

— Мужики! Давайте на помощь! Совсем нас спеленало. Уже два дня без света сидим, в дизельную не пробраться. Мне как раз по горло будет! Пытался доползти, Полина еле выгребла из снега!

Влас, не заходя домой, пошел в дизельную, и вскоре морозную тишину утра разорвал веселый голос движка.

Люди откопали трактор. Александр к обеду очистил от снега всю территорию и поехал приводить в порядок дорогу, ведущую в поселок.

— Посмотрите, Михаил, как подросли мальки! — показывала Лидия на маленьких рыбешек. Икринки на их животах заметно уменьшились, у иных вовсе исчезли. — Теперь минтаевая икра быстрее в ход пойдет, и расти станут быстрее, но и потери будут, — погрустнела девушка. — Очистите фильтры от снега, вода слабо идет. Теперь за этим особо следить надо.

Михаил вышел из цеха. Он едва успел прочистить фильтры, как услышал шум внутри. Кричала Лида. Михаил вошел в цех.

Лидия стояла перед Власом злая, взъерошенная. Лицо перекошено.

— Скотина! Подонок! Недоносок! — влепила пощечину Меченому.

Тот хохотал.

— Подумаешь, за жопу схватил! А ты не становись раком, не вводи в грех! Чего вопишь? Твоя вирзоха при тебе осталась! Не отнял! Не воняй на весь свет! Ничего не случилось! Замотай ее в тряпочку и носи как медаль! — зубоскалил мужик.

Лида, сжав зубы, ухватилась за багор.

— Вон из цеха! Чтоб ни ногой сюда! — замахнулась, но Михаил успел перехватить.

Удержал руку с багром и сказал Власу:

— Пошли выйдем…

Меченый выскочил из цеха как ошпаренный.

— Чего тебе из-под меня потребовалось?

Не услышав ответа, тут же отлетел в снег. Удар пришелся под подбородок. Нестерпимая боль на секунды помутила сознание. Влас не ожидал такого поворота и рассвирепел. Едва вскочил на ноги, получил удар в «солнышко», снова не удержался на ногах. Только встал, кулак Михаила угодил в висок. Влас успел ухватиться за дерево, но в голове звенело всеми колоколами.

— Еще раз к ней подойдешь — убью гада! — услышал Меченый.

Внезапно развернувшись, подцепил Михаила на кулак. Попал в переносицу. Смирнов встал, из носа текла кровь.

— Это что тут? Драка? — появилась неведомо откуда Нина Ивановна и уже ледяным тоном спросила: — Что случилось?

В эту минуту из цеха выглянул Дамир. Он все понял и сказал, крутнув головой:

— А тебе, Влас, не хрен приставать к бабам. Не то соберутся кучей, все поотрывают…

— К кому лез?

— К Лиде прикипался! — ответил Дамир за всех.

— Послушайте, Влас! Прекратите свои тюремные заигрывания. Если не умеете по-человечески ухаживать за девушкой, не лезьте! Не позорьтесь! Наши девчонки умеют за себя постоять. И не просто отлупят за хамство, но и покалечат! Идите в дизельную и без причины не приходите в цех! А вы, Смирнов, приведите себя в порядок и тоже за дело! Негоже здесь петушиные бои устраивать. Постыдитесь! Нашли место! Уже голова в седине, они как мальчишки тут сцепились! Живо в цех! — подтолкнула к двери Михаила и сама вошла следом.

До самого вечера Смирнов работал не разгибаясь. Чистил фильтры, решетки, садки. Он не пошел на обед в бытовку, хотя женщины звали его. Дамир тоже работал молча. Он понимал, что Михаила теперь лучше не задевать. Влас тоже не появлялся в цехе.

— Слышишь, Мишка? Ну давай, сюда ближе подойди, — позвал перед самым окончанием работы Дамир и заговорил шепотом: — А Лида, когда ты уехал, все ночи не спала. Верно, за тебя тревожилась? Может, любит, а?

— Отстань! Она вдвое моложе. В дочки мне годится, а ты о чем завелся?

— У дочек до ночи не засиживаются. Иль меня дураком считаешь?

— Мы просто общаемся. Без всяких планов на будущее. О том даже мысли не имеем, — решил отмахнуться от стукача.

Но Дамир зудел назойливо:

— А знаешь, что она сказала Федору, когда вы уехали, тот зашел к ней на минуту: мол, боюсь за Смирнова, как он там? «Хоть бы не простыл».

Михаил вспомнил глаза Лидии в тот момент, когда они увиделись. В них сверкали огоньки радости. Он и не принял это на свой счет. Конечно, порадовалась, что все вернулись живыми.

— А знаешь, чё Валька сказала бабам? Что Влас ей в мужики предлагался, а она его бортанула. Отказала, стало быть. И верно сделала. Теперь высмеять его порешила. За Лидку. Ох и устроют ему!

— Как ты пургу передышал? — спросил Михаил.

— При печке и свечке. Хорошо, нашу трубу не занесло, топить мог. Другим тяжко досталось. Только откопали. А как намерзлись за эти дни? Я Полине помог. Вместе с Федькой ейную трубу из снега освободили. Ох и благодарила! Если б не было рядом мужика, может, и совсем скуковались бы? Но помешал змей!

Смирнов, возвращаясь домой, глянул мимоходом на окно Лиды. Увидел девушку, та махнула ему рукой, приглашая зайти. Михаил кивнул, дал знать, что скоро придет. Дамир, поняв нехитрую азбуку жестов, пригорюнился. Догадался, что и этот вечер у него пройдет в одиночестве.

Михаил вернулся раньше, чем обычно. Все же сказалась усталость с дороги. Даже в постели ему виделись горы снега, лошадиный круп, увязший в сугробе, перекошенное от злобы и усталости лицо Золотарева, исхлестанное пургой, и неподвижные фигуры Александра и Вали.

«Какое счастье, что они живы! Не приведись опоздать. Дмитрий сказал, через час было бы поздно… Выходит, они счастливые! Им нужно долго жить! А как радовались их старики!» — вспоминает Смирнов. И словно наяву видит Власа: «Давай, кенты! Ну давай! На кону — клевый навар! Сама жизнь!» Он появился заснеженным призраком. Нажали так, что в затылке ломило, а плечи, упиравшиеся в сани, немели от напряжения. «Давай, корефаны!» — кричит Влас или пурга. Впрочем, они мало чем отличались друг от друга. Снег не только бил, он душил, хватая за горло холодом. Пурга хлестала, сгибая пополам. «Как трудно было выжить и выдержать. Что там помороженные, почерневшие лица и руки? Сами живы, и этих удалось вырвать у пурги». Закрывает глаза Михаил и слышит песню, которая доносится через стенку. Ну да, соседка снова включила магнитофон. Михаил слушает, улыбаясь.

…молоком бежит по снегу ветер,

Обдувая улицы и крыши,

Словно белых маленьких медведей

Языком шершавым лижет.

Он поежился, под теплым одеялом стало нестерпимо холодно. Будто снова оказался в снегу, один на один с пургой. Чья возьмет в этот раз? Кто упадет, не выдержав испытания? А за стеной голос Окуджавы, словно и он был там, рядом, все понял, сердцем пережил вместе с ними:

Заплутались мишки, заплутались,

Заблудились в суматохе улиц.

И к Большой Медведице, как к маме,

В брюхо звездное уткнулись…

— Вот черт! И не думал, что у этой сикухи такие классные песни есть! — увидел в дверях Власа. Он стоял, прислонившись к косяку плечом. Никто не слышал, как он вошел. В руках держал письмо. — Это тебе! Димка почту получил. После пурги. Только разобрался. Просил передать…