Выбрать главу

— У нас пока что достаточно времени, — Витя встал. — Мы должны еще хоть раз побывать на Марсе.

— Правильно. — Павел стал рядом с Витей.

— Согласен! — обнял их Бурмаков. — Но мне хочется предупредить: это — опасно.

— Нам не впервые рисковать, — ответил Павел. — Остаемся.

7

И снова Марс показал себя с неожиданной стороны. На этот раз Бурмаков и Витя, исследуя открытую в прошлый раз впадину, прилетели в горы. Под ракетой поплыли дикие вершины, обрывистые, глубокие ущелья.

— Смотри, Витя, — показал Бурмаков, — эти горы, должно быть, на многие сотни миллионов лет старше нашего Урала.

Здесь все имело свое измерение, и Витя не удивился цифрам, которые назвал командир. Но горы не вызывали у него восхищения. Скалистые, без единого признака растительности… На них, очевидно, нет ничего живого, как и в тех песках, что засыпали почти всю поверхность Марса.

— Мне кажется, что здесь мы найдем то существо, которое убежало от вас ночью.

— Почему вы так думаете? — спросил Витя. — Скорее всего марсианин живет где-то в лесу.

— Ни в лесу, ни в воде его нет. Иначе вы обязательно бы наткнулись на признаки его обиталища. Не умея созидать, он должен прятаться в пещерах.

Ракета опустилась в самом центре гор. У космонавтов был совершенный вездеход. Он не имел ни колес, ни гусениц. У него были ноги — шестнадцать пар ног, которые несли его плавно, без толчков на дороге любого рельефа. Электронное управление, соединенное с локаторной системой, мгновенно улавливало любые неровности и так же мгновенно давало команду ногам. Вездеход мог и бегать, и ходить, и ползать, и даже перелезать через невысокие преграды. Но чтобы использовать вездеход здесь, не приходилось и думать. Скалы и горы были крутые, высокие. Взяв альпинистское снаряжение, Бурмаков и Витя стали спускаться в ближайшее ущелье. Идти было легко, куда легче, чем в горах Кавказа или Алатау. Когда на дороге попадалась преграда, мускулатура землян позволяла без особых усилий прыгать на пять-шесть метров.

Часа через полтора, найдя удобную ровную площадку, Бурмаков и Витя сделали привал. Вокруг торчали скалы, крепкие, голые, как скелеты.

— Может, вернемся? — предложил Витя. — Очень уж мертво здесь.

— Вернемся? — Глаза Бурмакова загорелись. Ему припомнилось первое путешествие на Луну, годы юности, надежд, открытий. Он верил, что и здесь встретится много интересного. И эту веру академик хотел передать Вите. — Вернемся, конечно. Но раньше взойдем на ту вершину. Видишь?

Гора, на которую указывал академик, царила над всей окружающей местностью. Они подошли уже близко к ней, как вдруг задрожал воздух, словно кто-то начал отсасывать его невиданно мощным компрессором. Бурмаков и Витя прижались к скале. А горы уже ревели, грохотали, дрожали. Мгновение, и огромный огненный шар, оставив за собой широкую сверкающую полосу, описал дугу и упал в ущелье. Необыкновенной силы взрыв потряс горы.

Через минуту все смолкло. А люди еще долго лежали и смотрели, как медленно угасали разбросанные взрывом разноцветные огоньки на еще более потемневшем фиолетовом небе.

— Что это? — испуганно прошептал Витя.

— Кажется, первая ласточка, метеорит. Самое время удирать. — Бурмаков с сожалением посмотрел в ту сторону, где возвышалась гора.

— Не будем медлить, — подхватился Витя. — Уже немного осталось. Не упадет же еще один метеорит именно сюда.

— Молодец! — похвалил юношу Бурмаков.

Небо то и дело вспыхивало. Приборы, определяющие радиоактивность среды, тревожно гудели, и их стрелки приближались к предельной красной черточке. Бурмаков озабоченно поглядывал на индикаторы и невольно торопился. Наверно, они попали почти в самый эпицентр космического атомного взрыва, который только что произошел на их глазах. Бурмаков подумывал уже, не лучше ли вернуться, как радиация стала постепенно падать… Костюмы могли пока что защитить людей от вредных излучений.

Вблизи гора не казалась такой высокой. До вершины оставалось метров двадцать, но с той стороны, откуда они пришли, нельзя было подступиться. Каменный склон был гладкий, как будто отполированный.

Они медленно пошли вокруг горы. Бурмаков залез на небольшой выступ, посмотрел в ущелье, где упал метеорит. На месте падения зияла огромная глубокая воронка.

— Вот, наверно, таким был и Тунгусский метеорит, о котором сложили столько легенд, — задумчиво сказал он. — Вот оно — величие природы, мощная и неизведанная сила Вселенной. Не эти ли вспышки мы иногда видим на Марсе с Земли?

Они немного постояли в раздумье.

— Ну, пойдем к ракете, — сказал Бурмаков, хотя самого страшно тянуло вперед. И, поправив за плечами мешок, он не выдержал: — Только обойдем сначала гору с той стороны.

— Витя!.. — закричал вдруг Бурмаков, не сделав и десяти шагов, и изо всей силы затряс юношу за плечи. — Витя!..

Напуганный Витя посмотрел на гору и… обомлел. На вершине, рванувшись к небу, застыла непонятная не то фигура, не то дерево.

— Похоже на памятник, — сказал Витя, прицеливаясь киноаппаратом.

— Кому? Чей? — Ежеминутно срываясь, падая, Бурмаков пополз вверх.

Это, очевидно, был памятник. Но необычный, загадочный. Из блестящего светло-желтого постамента, который, казалось, глубоко и крепко врос в каменное ложе горы, тянулись вверх перепутанные спиралевидные ветви, унизанные серебристыми листочками.

Что-то знакомое вдруг мелькнуло в этой фигуре, когда Бурмаков, растерянный и смущенный, обошел ее. Галактика? Да, это очень похоже на астрономический макет. Но что хотели этим сказать те, кто создал его — величественный и несокрушимый, способный выстоять бесконечно долго перед напором всех возможных сил стихии? Поглощенный этой мыслью, Бурмаков не сразу заметил металлическую плиту внизу. А заметив, изумился еще более. На черной блестящей плите была изображена схема… Солнечной системы. Только чего-то в ней не хватало? Бурмаков даже прислонился к скале, у него задрожали ноги. На схеме было восемь планет и два солнца. Одно — наше, второе — еле горящее, затухающее на месте Юпитера.

Мысль Бурмакова лихорадочно закружила. Два солнца — невероятно, но, пожалуй, объяснимо. Не зря же высказываются предположения, что на поверхности Юпитера и до сего времени температура составляет сотни тысяч градусов, а в его бездонных недрах под фантастическим давлением в миллионы атмосфер происходят ядерные процессы. Это может быть, потому что Юпитер остывает. Но, кажется, в схеме чего-то не хватает. Да, да. Первым от Солнца идет Меркурий, потом Венера, вот Земля, дальше Марс, за ним Юпитер… Нет, между ними планета. Ага, это, наверно, мифический Фаэтон, а здесь горит Юпитер, там Сатурн в кольце, Уран, Нептун. Девять… Неужели?..

— Витя! Пересчитай все планеты Солнечной системы! — закричал академик.

Удивленный мальчик назвал их.

— А где Плутон? — задыхаясь, переспросил Бурмаков.

— После Нептуна.

— Нет, нет, говорю тебе! — кричал Бурмаков, забыв, что Витя не видит схемы и не понимает его.

Озадаченный Витя попросил:

— Опустите трос, я влезу к вам.

— А?.. — понял наконец Бурмаков. — Давай быстрей. А то, наверно, думаешь, что с ума сошел старик. Есть от чего…

— Лю-ди? — прошептал, взобравшись, Витя. — Когда?

— Если бы я знал! — Бурмаков уже почувствовал себя способным анализировать факты, смотреть на них холодными глазами исследователя.

Те, кто ставил памятник, учли все, или почти все. Прошло, видимо, много-много времени, а он стоял как свидетельство безграничной силы разума, посылая потомкам весть из далекого прошлого. Ни время, ни что другое не одолели его. Он только глубже врастал в свое каменное ложе, становясь более устойчивым и мощным. Из чего он сделан? Бурмакову не удалось отколоть ни от постамента, ни от плиты ни одного кусочка материала, устоявшего на этот раз и против усилий человека.