— Говори за себя, — презрительно сощурилась та.
— В администрации нас держат за дебилов.
— Пользуются, пока могут, — сказала Маша и скривилась, заметив сладкую парочку.
Высокий, широкоплечий Глеб, окруженный облаками пара от электронной сигареты, с ленцой прохаживался, приветствуя многочисленных знакомых. Он напоминал киношного авиатора: расслабленная полуулыбка, кофейного цвета куртка с меховым воротником, синие джинсы. За ним семенила миниатюрная Настя в мини-юбке и кожаной косухе. Маша, хоть и училась с ней в одной группе, не могла привыкнуть к тому, как часто менялся оттенок ее волос. За семестр девушка перебрала все краски радуги. При взгляде на ее одежду становилось холодно. При взгляде на ее лицо мозг покидали последние баллы IQ.
— Готовься к рабству, Кирюха, — ухмыльнулся Глеб, пожав тому руку. — Я всегда говорю: не можешь что-то изменить — расслабься и получай удовольствие.
— Ты такой умный! — восхищенно протянула Настя и поцеловала его.
Маша отвела взгляд. Влюбленные действовали на нее хуже пощечины. Невольно вспоминались похожие моменты: нежные прикосновения, прогулки рука об руку, милая забота.
— Не нагнетай, Глебыч, — сказал Кирилл. — Пусть перваки надрываются.
— Согласна, у нас третий курс, семь экзаменов, практика, — неожиданно поддержала Динара. — Жить некогда. Пусть эксплуатируют тех, кто помладше.
— Хорошие из вас друзья, — фыркнула Маша.
— Точно, — обиженно насупилась Настя.
— Не боись, малая. Тебя отмажу.
— Ты лучший!
Маше стало неловко, будто она подсматривала за чем-то очень личным. Ей никогда не нравились отношения напоказ, похожие скорее на глупое реалити-шоу, чем на искренние чувства.
Динара закашляла. Глеб оторвался от Насти, спросил с довольным видом:
— Рыжий поедет?
— Не знаю, — нахмурился Кирилл.
— До сих пор не общаетесь? — удивился Глеб. — Вы же с ним были братанами, вместе зависали.
— Уже нет.
Об их ссоре ходило множество слухов. Поговаривали, что Женя увел у друга девушку, обманул на деньги, подставил. Маша знала причину конфликта, но молчала, чтобы не распускать сплетни.
— Надо уметь прощать, Кирюх, — менторским тоном посоветовал Глеб.
— Обида забирает много ресурсов, — с видом мудреца проговорила Настя, взяв вейп. — Негативные эмоции делают нас слабее, мешают быть в потоке. Хочешь, дам номер психологини?
Кирилл качал головой, Динара щурилась, отгоняя от себя пар. Маша смотрела на завесу, пахнущую вишней, припоминала разговор на кухне, распахнутую форточку, сигарету в тонких пальцах и чужие слова: «Я ж не школьник, чтобы покупать электронку». Незаметно та смесь запахов никотина, ментоловой жвачки и геля для душа стала для нее родной. Она боялась признаться, что скучала, ждала сообщения или звонка, перед сном представляла зеленые глаза, смешные завитки на темной макушке, вечно бледную кожу, слегка хриплый голос. Ее счастье было нелепым, но все-таки настоящим.
— Ты чего? — спросила Динара, помахав ладонью перед лицом Маши.
— Задумалась.
— Голубки ушли, можно выдохнуть, — фыркнула Динара.
— Еще вернутся, — обреченно проговорил Кирилл и достал термос.
С дороги послышался шум. Маша повернулась, ожидав увидеть туристический автобус. Под знаком запрещенной парковки остановилось белое маршрутное такси. Хлопнув дверью, коренастый водитель нахлобучил меховую фуражку, накинул советскую дубленку и побрел к университету. Приблизившись, он задрал рукав, указал на часы со стершейся позолотой, по-деловому произнес:
— Машинку заказывали на шесть. Где Захар Владимирович?
— Едет, — лаконично ответил Кирилл.
— Вы нас повезете? — ахнула Динара. — На этом?
— Домчу с комфортом, — широко улыбнулся мужчина, блеснув металлической коронкой на левом клыке.
— Можно погреться? — вежливо спросила Маша.
— Конечно-конечно. Устраивайтесь, ребятки.
В салоне воняло шашлыками. Черная обивка была засаленной, на окне висела картонка с названиями остановок. Динара уверенно пробиралась к последнему ряду, таща за собой тарахтящий чемодан. Маша села справа, расстегнула куртку, провела ладонью по заиндевевшему стеклу. В детстве она обожала рисовать узоры в автомобиле отца, вместо палочек и кружков воображала свою семью. Обычно родители ее не замечали: папа ругал пробки и неумех, мама жаловалась на проблемы. Только радио как по волшебству ставило ее любимые песни, пока не включался надоевший шансон.
— О нет, — посетовала Динара, придерживая чемодан и указывая на Глеба с Настей.