Бузинин Сергей Владимирович
ПОСЛЕДНЯЯ ПЕСНЬ АКЕЛЫ-3
Джозеф Редъярд Киплинг
Ю. Д. Левитанский
ПРОЛОГ
Громоздкие напольные часы гулким боем возвестили о наступлении полдня и, оставаясь равнодушными к монотонно расхаживающему по комнате долговязому бородатому мужчине в длиннополом сюртуке, продолжали отмерять кусочки времени, которые люди называли минутами.
Бородач бросил короткий, нетерпеливый взгляд на циферблат и, игнорируя ироничную усмешку невысокого крепыша, развалившегося в кресле и водрузившего ноги на журнальный столик, вынул из внутреннего кармана пиджака короткую трубку и охлопал карманы в поисках спичек. Справедливо предполагая, что поиски вряд ли увенчаются успехом, крепыш нехотя выбрался из кресла и, небрежно чиркнув длинной шведской спичкой о голенище пыльных сапог, поднес трепещущий огонёк товарищу. Тот, благодарно качнув окладистой бородой, раскурил трубку и с монументальным видом надолго замер напротив окна.
- Якубус! - сочно потянулся крепыш, пронаблюдав полчаса за бородачом, застывшим, словно обелиск перед окном. - Скажите честно: на улице комедианты дают представление или молодые бауэрфрауэн отплясывают доммвелок, задирая юбки выше головы? Давненько за вами слежу и скажу по чести, я уже не могу и представить, какое зрелище заставило вас прилипнуть к окну. Так что же?
- Дом, - не оборачиваясь, скупо обронил бородач. - Люди строят дом, Кристиан. Только представьте, мой друг, вокруг война, а они строят... Счастливцы... И еще. Не нужно столько официоза, оставим "выканье" дипломатам. Зови меня просто - Коос. Мы не в церкви, да и ты не пастырь. - Бородач вдруг запнулся на полуслове и тоскливо взглянул на собеседника. - Да и когда мы еще в церковь-то попадём?
- Служение в храме - для праздничных дней, друг мой, Коос, - с легким надрывом вздохнул Кристиан, - а в беду и на войне надо верить, что бог с тобой. Просто верить. А что же до остального - как ва... тебе будет угодно, - крепыш покладисто кивнул и вновь плюхнулся в кресло. - Даю голову на отсечение, вы, тьфу, ты! Ты! Ты сейчас думал о своей ферме. Сколько там уже не появлялся?
- В Лихтенбурге-то? - погрузившись на мгновение в радостные воспоминания, скупо улыбнулся Коос, - почитай с Рождества и не был. А как англичане Старка и его головорезов с цепи спустили, так и вовсе семью в буш перевез. Есть там у меня одно укромное местечко. Пусть заищутся.
- Ну, учитывая, сколько там рабочих рук, смерть от скуки и голода им не грозит, - хмыкнул Кристиан. - Сколько у тебя детей? Десять?
- Двенадцать, - с едва заметной грустью улыбнулся бородач. - Единокровных - двенадцать. А перед самой войной еще шестерых сорванцов усыновили. И впрямь - не соскучатся.
- Ну, такой оравой ты после войны свое хозяйство вмиг восстановишь, - чуть завистливо протянул Кристиан и потянулся к пузатой бутылке, стоящей на краю столика. - Или англичане до него еще не добрались?
- Не знаю, - пожал плечами Коос. - Может, стоит, а может, и в щепки разнесли. Говорю же, с зимы в те края не наведывался. С британцев станется. Мы, когда сюда добирались, через Фрейхед проезжали, так вот от дома Луиса и впрямь мало что осталось. Две стены и те в дырах... Что за люди? Ну, считают они Луиса врагом, ну, воюем мы с ними, так зачем мстить-то, да еще так мелко?..
- Тем более, что толку от той мести - ноль, - язвительно ухмыльнулся Кристиан, набулькав полный стакан и смакующе вдыхая аромат коллекционного коньяка. - Луис уже в этих апартаментах обжился и по всему видно - чувствует себя прекрасно. - Мужчина залпом, словно пил не дорогущий напиток, а самопальную сивуху, замахнул стакан и довольно зажмурился. - Вон какие мебеля себе завел...
- Вот-вот, - укоризненно качнул бородой Коос, - столик антикварный, чуть ли не королевский, а ты на него - сапожищи! Они же грязные!
- И то верно, непорядок, - нахмурился Кристиан, рассматривая свою обувь, словно увидел в первый раз. - Сдается мне, что когда я ноги на стол умащивал, сапоги почище были... Надо будет как-то поделикатней Луису намекнуть, чтоб прислугу порасторопней взял...
Прерывая раздумья Кристиана, распахнулись сворки двери и молодой негр в расшитой золотыми галунами ливрее громогласно возвестил: