Он сразу понял, что она не такая. Конечно, нельзя быть абсолютно уверенным, но он побился бы об заклад, что это так. Она не расклеивает ярлыки на аккуратных коробочках, потому что и свое «я» не помещает ни в одну, и это поразило его как нечто свежее и новое, особенно по сравнению с девушками, которых он знал в школе. Не говоря об Эшли.
Хотя в гараже было полно работы, мысли возвращались к девушке чаще, чем ему хотелось бы.
Не все время. Не постоянно. Но достаточно, чтобы он понял: по какой-то причине ему хочется узнать ее получше. Недаром он гадал, когда снова ее увидит.
Ронни
Блейз направилась к закусочной, которую Ронни видела, проходя через деловой центр, и нужно признать, в этой забегаловке было некоторое очарование для тех, кто тосковал по пятидесятым годам прошлого столетия. Перед старомодной стойкой стояли табуреты, пол был вымощен черно-белыми плитами. Вдоль стен стояли кабинки, обтянутые потрескавшимся красным винилом. Меню было написано мелом на доске, и насколько могла судить Ронни, за последние тридцать лет менялись только цены.
Блейз заказала чизбургер, шоколадно-молочный коктейль и жареный картофель. Ронни не смогла решить, что выбрать, и ограничилась диетической колой. Она была голодна, но не знала, на каком масле здесь жарят. Впрочем, вряд ли это было известно кому-то из обедающих. Быть вегетарианкой не так просто, и иногда ей очень хотелось отказаться от своих принципов. Особенно когда в животе урчало. Как сейчас.
Но она не станет здесь есть. Не сможет. Не потому что одержима идеями вегетарианства — просто не хотела, чтобы ее тошнило от мяса. Плевать ей на то, что едят другие: просто каждый раз, когда она думала, откуда берется мясо, представляла корову на лугу или поросенка Бейба, и ее сразу начинало подташнивать.
Однако Блейз была вполне довольна. Сделав заказ, она откинулась на стенку кабинки.
— Как тебе здесь? — спросила она.
— Чисто. Немного необычно.
— Я прихожу сюда с детства. Па приводил меня сюда каждое воскресенье, после церкви, и покупал шоколадный коктейль. Они здесь лучшие. Мороженое привозят из какого-то крохотного местечка в Джорджии, но оно изумительное. Тебе следует попробовать.
— Я не голодна.
— Врешь! — воскликнула Блейз. — Я слышу, как урчит у тебя в желудке, но как хочешь. Тебе же хуже. Спасибо за то, что накормила.
— Не за что.
Блейз улыбнулась.
— Так что случилось вчера ночью? Ты знаменитость или что-то вроде?
— Что за вопрос?
— Коп пришел именно за тобой.
Ронни сделала гримаску.
— Скорее всего это отец сказал ему, где меня найти. Только и всего.
— Да уж, тебе не позавидуешь.
Когда Ронни рассмеялась, Блейз потянулась к шейкеру с коктейлем. Допив до конца, она высыпала на стол соль и стала делать горку.
— Что ты думаешь о Маркусе? — спросила она.
— Я почти с ним не разговаривала, а что?
Блейз, казалось, очень осторожно выбирала слова.
— Я никогда Маркусу не нравилась... раньше. Не могу сказать, что и он мне очень нравился. Он всегда был каким-то... подлым, что ли... Но потом, года два назад, все изменилось. И когда я действительно в ком-то нуждалась, он всегда оказывался рядом.
Ронни сосредоточенно наблюдала, как растет горка.
— И?..
— Я просто хотела, чтобы ты знала.
— Прекрасно. Да ладно. Мне все равно.
— И тебя туда же.
— О чем ты?
Блейз соскребла с указательного пальца черный лак.
— Когда-то я занималась гимнастикой, и четыре-пять лет она оставалась главной в моей жизни. Но я ушла из секции из-за тренера. Настоящая тварь: всегда тыкал в ошибки и никогда не хвалил за успехи. Как-то раз я тренировалась в низком соскоке с бревна. Он подскочил ко мне и заорал, что я не так ставлю ноги и что нужно застыть на месте, — словом, все то, что я уже сто раз слышала. Мне это чертовски надоело! Ну я ответила «да ладно», и он стиснул мне руку так сильно, что синяки остались. Стал вопить, что в моем возрасте нужно быть повежливее, и если я говорю так, все равно что посылаю кого-то подальше. Поэтому, когда мне говорят «как бы там ни было», я всегда отвечаю «и тебя туда же».
Появилась официантка с заказом. После ее ухода Ронни потянулась к стакану с кока-колой.
— Спасибо за интересную историю.
— Да ладно!
Ронни снова рассмеялась. Ей импонировало чувство юмора Блейз.
— Расскажи о самом плохом, что ты сделала в жизни, — попросила Блейз, подавшись вперед.
— Что?!
— Я серьезно. Всегда задаю людям этот вопрос. Мне вправду интересно.
— Ладно, — согласилась Ронни, — только сначала ты расскажи о самом плохом, что сделала в жизни.
— Легко. Когда я была маленькой, у нас была соседка, миссис Бандерсон. Ее нельзя было назвать добрейшей душой, но к ведьмам ее не отнесешь. И не то чтобы она закрывала двери перед ребятами на Хэллоуин или что-то в этом роде, но была помешана на своем саде и газоне. Если мы проходили по газону по пути к школьному автобусу или обратно, она вылетала из дома и орала так, что уши закладывало. В общем, как-то весной посадила она цветочки в саду. Сотни цветочков. Классно вышло. А напротив жил парень по имени Билли, и он очень не любил миссис Бандерсон, потому что когда однажды его бейсбольный мяч залетел в ее сад, она его не отдала. Однажды мы рылись в садовом сарае и нашли большую бутылку спрея «Раундап». Средство от сорняков. В общем, мы с ним как-то ночью прокрались в ее сад и полили все цветочки. Не спрашивай, зачем я это сделала. Полагаю, в то время нам это казалось ужасно смешным. Подумаешь! Пусть посадит новые, верно?
Поначалу никто ничего не заметил. Прошло несколько дней, прежде чем средство начало действовать. Миссис Бандерсон каждый день поливала и пропалывала цветы, прежде чем заметила, что они начали вянуть. Мы с Билли потихоньку смеялись, потом я увидела, что она выходит в сад перед школьными занятиями, пытаясь сообразить, что творится с цветами. И даже когда я возвращалась из школы, она по-прежнему торчала в саду. К концу недели все цветы были мертвы.
— Какой ужас! — вскричала Ронни, давясь рвотным спазмом.
— Знаю. И мне все еще стыдно из-за этого. Одна из тех вещей, с которыми я ничего не могу поделать.
— Ты ей так и не сказала? Не предложила самой посадить цветы?
— Родители убили бы меня. Но больше я никогда не ходила по ее газону.
— Вау!
— Я же сказала: ничего худшего в жизни не делала. Теперь твоя очередь.
Ронни немного подумала.
— Я три года не разговаривала с отцом.
— Это мне уже известно. И не так уж все плохо. Я же сказала, что тоже стараюсь не разговаривать с отцом. А ма представления не имеет, где я пропадаю целыми днями.
Ронни отвела глаза.
Над музыкальным ящиком висел плакат с Биллом Хейли с его «Кометами».
— Я воровала в магазинах, — едва слышно призналась она. — Часто. Ничего дорогого. Просто ради адреналина.
— Воровала?
— Но больше ни за что! Меня поймали дважды, во второй раз — по ошибке. Дошло до суда. Но приговор отложили на год. Если я больше не попаду в неприятности, обвинение будет снято.
Блейз опустила поднесенный ко рту бургер.
— И это все? Ничего хуже ты не наделала?
— Я никогда не убивала чьи-то цветы, если ты об этом. Ничего чужого не рушила и не рвала.
— Никогда не совала голову брата в унитаз? Не била машину? Не брила чужих котов?
— Нет, — улыбнулась Ронни.
— Ты, вероятно, самый занудный тинейджер в мире.
Ронни снова хихикнула, прежде чем глотнуть колы.
— Можно тебя спросить?
— Валяй!
— Почему ты не пошла домой вчера ночью?
Блейз взяла со стола щепотку соли и посолила картофель.
— Не хотела.
— А твоя ма? Она разозлилась?
— Возможно, — пожала плечами Блейз.
Дверь закусочной распахнулась, и Ронни, обернувшись, увидела, что к их кабинке шагают Маркус, Тедди и Ланс. На Маркусе была майка, украшенная изображениями черепа и цепочкой, зацепленной за петлю для ремня на джинсах.