Корпорация «Хэмиш интелтек» работала без сбоев.
Ларри Норвуд ровно в девять вечера желал своей маме Тессе спокойной ночи и забирался с головой под одеяло. Примерно до двенадцати он болтал по телефону с девочкой по имени Лори, и ни слова про секс в этих разговорах не было.
Но время бежит неумолимо, и суббота тем не менее настала.
Ранним утром в субботу невыспавшийся и небритый Ричард Норвуд стоял перед дверью своего дома и в недоумении таращился на связку ключей, которые ничего не открывали. Вроде бы все было правильно — и дверь его, и ключи похожи, но открыть никак не получалось. Ричард Норвуд тяжело вздохнул и поклялся самому себе в дальнейшем вести переговоры с Шерманом только по телефону, после чего предпринял последнюю попытку открыть дверь. В результате замок щелкнул и открылся, Ричард Норвуд не удержал равновесие и шагнул внутрь чуть более поспешно, чем планировал…
И машинально заключил в объятия растрепанное видение, одетое в застиранную футболку и его собственные тапочки. Видение громко завизжало, Ричард Норвуд отпрянул — и узнал женщину своей мечты. Эмили Феллоуз стояла перед ним, да еще в том самом виде, в котором он даже боялся себе ее представить. Ричард Норвуд открыл рот, чтобы хоть что-нибудь сказать, — и молча сгреб Эмили в объятия. Дверь медленно закрылась за ними, свято оберегая частную жизнь двух измучившихся в разлуке влюбленных.
Он раздевал ее медленно, потому что хотел наслаждаться этим прекрасным телом не спеша, никуда не торопясь. Он целовал ее плечи и руки, медленно скользил пальцами по гладким стройным ногам, то прижимал ее к себе, то отстранялся, чтобы увидеть, рассмотреть, запомнить навсегда, каково это — впервые увидеть свою женщину обнаженной…
Эмили обмирала в его объятиях, жмурилась и мурлыкала, словно все соседские кошки разом, цеплялась за Ричарда Норвуда, не в силах отпустить его, втягивала ноздрями запах его волос, его сильного, желанного тела…
В какой-то момент он ужаснулся тому, что он весь грязный и потный, после многочасового перелета из Техаса, и стал торопливо пятиться в сторону ванной, но отважная Эмили его не отпустила, и потому под душ они встали вдвоем, едва не забыв раздеться.
Тугие струи били по разгоряченной коже, и Ричард захлебывался поцелуями Эмили, счастливо улыбаясь и постанывая от невозможности пережить это огромное облегчение — она здесь, с ним, она принадлежит ему одному, и больше не нужно мучиться и подыскивать слова, которые все равно оставались бы только словами…
А потом он подхватил ее на руки и понес в комнату, и они вместе рухнули в разобранную и еще теплую кровать, а солнце, смеясь, затопило комнату и позолотило кожу Эмили, отразилось в изумрудных глазах, изумленно распахнутых и счастливых, бесстыжих и святых…
Ни он, ни она не заметили того мгновения, когда их тела стали едины. Это было слишком естественно для них — любить друг друга, и потому они просто сделали то, что и следовало сделать уже давно: стали едины…
Прерывистое дыхание Эмили становилось все громче. Иногда сквозь бессвязные шепоты прорывался блаженный стон, и тогда Ричарду хотелось умереть от счастья, улететь прямо в бирюзовое небо и раствориться в солнечном золоте.
Раскаленный шелк простыни был грубее дерюги, ибо под пальцами мужчины переливался атлас кожи женщины, и он зарывался лицом в ее разметавшиеся по подушке волосы.
А потом комната взорвалась и стала Бесконечностью, и солнце разбрызгалось миллионами сверхновых звезд, а среди шепотов и криков Вечности родились всхлипывающие и смеющиеся, нежные и смелые слова:
Я так люблю тебя, я не могу без тебя дышать, не отпускай меня никогда!
Всему на свете суждено закончиться, со временем станут песком — города, пылью — золото, памятью — песни, но ты все — таки не отпускай меня никогда, слышишь?
Я буду там, где не останется ничего, кроме последнего рубежа, там, где небо потеряет отличие от земли, где в шуршании ветра будет шепот Вечности. Я буду там. Я возьму тебя за руку и поведу в небеса — потому что я люблю тебя.
Они лежали, обнявшись, обессиленные и счастливые, и не было сил даже на то, чтобы пойти попить водички и сказать хоть слово. Ричард Норвуд лениво перебирал кольца волос Эмили, рассыпавшиеся у него по груди, а Эмили осторожно трогала губами его плечо, ужасаясь и восхищаясь тому, что она наделала.
Она лежит в одной постели с мужчиной, который ей совершенно не подходит. У их романа нет продолжения — и все — таки ей так хорошо, как не было хорошо никогда и ни с кем, и почему-то где-то внутри живет ощущение, что все будет хорошо и они будут вместе всегда, каждую минуту…