Я повернула голову. И впрямь, Ануджа уже спешила познакомиться с неизвестным ей животным, появившимся в нашем дворе. Сестра, судя по всему, сбежала от Авани. Ее вьющиеся волосы, спутавшись, висели расплетенными. Она семенила босиком по утоптанной земле, хотя девочке полагалось ходить в джути.
– Это лошадь, – сообщил Шиваджи моей сестре. – Если хочешь, можешь подойди поближе.
Глаза сестренки округлились. Я была благодарна за любую отсрочку, лишь бы не залазить на это животное.
Шиваджи поднял сестру на руки и поднес к Раджу. Мерин втянул ноздрями воздух и фыркнул.
– Ты ему понравилась, – сказал Шиваджи. – Лошади фыркают только тогда, когда маленькие девочки им нравятся.
Ануджа рассмеялась. Она потянулась и погладила мерина по морде.
– Его мех щекочет.
– Не мех, а волосы. Мне кажется, он хочет, чтобы ты села на него верхом.
Шиваджи посадил Ануджу в седло и придерживал ее. Сестренка хихикала. Я почувствовала стыд – всего несколько секунд назад я боялась сделать то, что сейчас делала сестра.
– Вы представляете, что скажут соседи, если она свернет себе шею? Какая семья позволит девочке садиться на лошадь?
Заслышав бабкин голос, мы трое дружно обернулись. Она спешила по двору, тоже босая, без джути на ногах.
Шиваджи снял Ануджу с мерина и опустил на землю.
– Убирайся домой! – закричала бабка.
Сестра побежала в дом. Бабка перевела взгляд на меня.
– Сегодня вечером вы обе не будете ужинать.
– Это моя вина, – произнес Шиваджи.
– Это ее вина! – указывая на меня пальцем, сказала бабка. – Ты вознамерилась скакать по Джханси простоволосой, словно гулящая девка. Волосы будут развеваться у тебя на ветру, а на поясе будет висеть сабля.
Другие женщины на ее месте заковыляли бы обратно по утоптанной земле внутреннего двора, а бабка величественно, словно призрак, поплыла прочь, всем своим видом демонстрируя отсутствие любви и нежности к живым.
Я медленно подошла к мерину. Шиваджи сообщил, что на нем английское седло, и повторил, что мне нечего бояться. Вот только ни одно другое существо не вызывало в моей душе такого трепета, как эта лошадь. Мне трудно было собраться с мыслями. Я посмотрела в сторону и увидела Авани. Служанка вышла из дома, чтобы постирать наше постельное белье в бадье, стоящей на крыльце.
– Ты о чем-то задумалась.
– Извините.
Шиваджи сложил руки на груди.
– Скажи, Сита, – понизив голос, хотя никто, кроме служанки, не мог нас сейчас слышать, произнес он, – кто будет кормить семью, когда твой отец постареет и не сможет работать?
– Я.
– Только ты. Ты должна стать дургаваси. Твой отец дважды спас мне жизнь в Бирме. Я перед ним в долгу.
Папа никогда мне об этом не рассказывал. Мне хотелось задать Шиваджи вопрос, но в этот момент взгляд его был слишком суров.
На Раджа я забралась с третьей попытки. Я ощутила огромное облегчение, когда урок закончился, а мерин не попытался сбросить меня с седла.
В тот вечер папе в его спальню принесли горячую тахари[35], а нам с сестрой велено было уходить из кухни. Ануджа уставилась на горшок, полный риса и картофеля. Ноздри ее вдыхали запах чеснока и гороха.
– Я хочу есть.
Улыбка бабки была тонкой и острой, словно лезвие моего скимитара.
– Тебе следовало хорошенько подумать, прежде чем идти сегодня за этим грязным животным.
Ануджа не поняла.
– За что? – тонюсеньким голоском спросила она.
Я слегка подтолкнула сестру в сторону моей комнаты.
– Мы будем читать, – сказала я с напускной беззаботностью. – Пища для разума вместо пищи для живота.
Когда мы вошли в мою комнату, я взяла с полки «Сказки братьев Гримм». Это сокровище папа подарил мне на десятый день моего рождения, сказав, что книга из Джханси.
– «Золушку» или «Белоснежку»? – спросила я.
– «Рапунцель»!
Я принялась читать сказку, надеясь, что сестра забудет о голоде и заснет. Ее глазенки уже начали закрываться, а ресницы отбрасывали тени на щеки, когда бабка распахнула дверь. Она несла поднос, на котором стояла миска, прикрытая крышкой.
– Тахари! – воскликнула Ануджа.
Она бросилась к дади-джи и обняла ее за ноги.
– Прочь!
Сестра тотчас отпрянула. Это было не тахари. Миска для тахари была сравнительно небольшой.
– Встать.
Мы повиновались. Бабка подняла крышку и принялась сыпать ложкой соль из миски на пол.
– На колени.
Когда никто из нас не сдвинулся с места, бабка пригрозила:
– Поднимите подолы ваших курт и становитесь на колени, иначе я возьмусь за палку!