Марта. Знаешь, какие они чудесные малыши! Особенно Пятрас. Он очень крупным родился. Четыре двести.
Джордж. Точно как я. Сразу видно – мой внук.
Марта. А Томас болел. Оказалось, что у него пищевод недоразвит.
Джордж. Оперировали?
Марта. В Вильнюсе. Ему десять дней было.
Джордж. Представляю, во что это вам обошлось.
Марта. Еще бы. Мы столько пережили.
Джордж. Да, да… И это тоже, я понимаю…
Марта. А что еще? Деньги? Но с нас ничего не взяли.
Джордж. Разве вы так бедны?
Марта (виновато). Я что-то не совсем понимаю, Юргис.
Джордж. Ах, да, у вас там, кажется, бесплатные больницы. Для всех. Я бы им не доверил мальчика.
Марта. Почему?
Джордж. Думаешь, они хорошо сделали?
Марта. Ты бы посмотрел на Томаса. Он уже весит больше, чем брат. Хотя младше почти на полтора года. Как раз перед отъездом я была у них. Пятрас для тебя целый альбом изрисовал. Тракторы, самолеты какие-то невероятные. Он, наверное, изобретателем будет.
Джордж. А дочь? Как она восприняла твой отъезд?
Марта. Она любит своего мужа. Наверное, как я тебя. Когда-нибудь она поймет…
Джордж. Когда-нибудь?
Марта. Ты знаешь, Юргис, люди, оказывается, такие разные. Ее муж заявил, например, что за тридцать лет между нами образовалась такая пропасть, какую никому из нас не перешагнуть.
Джордж. Как он мог так подумать! Он просто неумный человек, ее муж, и как она могла полюбить его?
Марта. А соседка – мы на одной лестничной площадке живем – сказала, что завидует мне. Но ты знаешь, оказывается, чему она завидовала? Что я в Америку еду. Представляешь? Но я сказала ей, что еду не в Америку, а к мужу. Как будто Америка нужна мне без тебя. Ты ведь точно так же в Литву мог приехать, ко мне.
Джордж. Это исключено, Марта.
Марта. Почему?
Джордж. Мне слишком дорого достались эти тридцать лет. И слишком многое связывает меня теперь с Америкой. Она неплохая страна, ты сама убедишься в этом.
Марта. Я уже убедилась. Ведь в ней живешь ты. И твои друзья. Они чудесные люди, правда?
Джордж. Ты чудо у меня. Мое нежное, ласковое чудо. Котишка моя, мурлыка…
У Марты на глазах слезы.
(Обнимает жену.) Что с тобой?
Марта. Не забыл. Даже слова эти не забыл. Представляешь, они такие простые, эти слова, а никто никогда не додумался сказать их. Только ты.
Джордж. Они просто пришли тогда. И вернулись через тридцать лет. Потому что ты единственная моя. Единственная. (Порывисто целует жену.) Я хочу быть с тобой… Сейчас…
Марта упирается в плечи Джорджа, выскальзывает из его объятий.
Ты что?
Марта. Не надо.
Джордж. Почему?
Maрта. Я боюсь, Юргис. Неужели ты не понимаешь?
Джордж. Боишься? Чего?
Марта. И потом, беспорядок вокруг. Нельзя же на ночь комнату оставлять в таком виде.
Джордж (обиженно). Ты не уборщицей приехала в этот дом.
Марта. Не сердись, Юргис. Слышишь? Ты ведь умница у меня.
Джордж молчит. Марта нерешительно подходит к столу, убирает часть бутылок в бар.
Ты все еще сердишься?
Джордж. Нет.
Марта. Правда?
Джордж. Нет, я же сказал. Я просто дурак.
Марта. Что ты!
Джордж. Ты ведь устала с дороги?
Марта. Немножко. Все-таки столько в самолете.
Джордж. Не спала?
Maрта. Я даже дома последние ночи спать не могла.
Джордж. Выпила бы снотворное.
Марта. Пила. Не помогало.
Джордж. Я все-таки беспросветный дурак. (Подходит к секретеру, открывает дверцу, вытаскивает красную коробочку.)
Марта. Что это?
Джордж. Таблетки Мерилин Монро. Мгновенное действие. Только не вздумай больше двух. Прими и иди в спальню.
Марта. Прямо сейчас?
Джордж. Конечно. Тебе надо отдохнуть.
Марта. Уже светает.
Джордж. Скоро утро.
Марта, посмотрев на часы, прикладывает их к уху; еще раз недоуменно взглянув на них, смеется.
Чему ты?
Марта. Они день показывают.
Джордж. Не перевела?
Марта. Забыла.
Джордж. Семь часов разница.
Марта. Мне сказали. Ты можешь сам перевести.
Джордж. Если хочешь.
Марта. Ведь это твое время.
Джордж. Наше. Теперь наше.
Марта. Но пусть подаришь его мне ты!
Джордж, улыбнувшись, берет у Марты часы, переводит стрелки. Марта завороженно смотрит на его руки.
Какие у тебя пальцы!
Джордж. Пока не дрожат.
Марта. Ты хороший хирург?
Джордж. Надеюсь, что да. Готово. (Надевает часы ей на руку.)
Марта. Хороший, конечно. Иначе бы ты не взялся оперировать Сьюзен. Она такая тоненькая и чуткая. Как стебелек. Фреда можно понять. Он ведь никого не видит, кроме нее.
Джордж. А Дэвид? Он понравился тебе?
Марта. Больше всех. Но только не сразу. Вначале подумала: что за мрачный тип? А потом он улыбнулся… Его, наверное, дети любят.
Джордж. Еще бы! Виснут у него на шее, как только войдет в дом. Все пятеро.
Марта (удивленно). Пятеро?
Джордж. И все девочки.
Марта. Правда? (Смеется.) Хемингуэй писал – это признак мужской силы.
Джордж. Ему можно верить! Между прочим, мы пятнадцать лет работаем с Дэвидом. Когда куплю клинику, обязательно заберу его.
Марта. Он тоже врач?
Джордж. Не совсем. Медицинские приборы делает, инструменты. Причем нестандартные, требующие ювелирной работы.
Марта. Золотые руки?
Джордж. Вот именно. Знаешь, кстати, сколько стоят его руки?
Марта. У них действительно есть цена?
Джордж. Конечно. Правая – триста тысяч долларов, левая – двести.
Марта. Я что-то не пойму. Он продавать их собрался?
Джордж. Зачем? Это страховка. Если что-нибудь случится с руками, ему выплатят.
Марта. Почему больше за правую?
Джордж. Говорит, что ею чаще гладит дочерей.
Марта. Они, по-моему, оба – и он, и Мери – для детей только и живут. Она чудесная, правда? Мы обязательно подружимся с ней. И с Сьюзен.
Джордж. Если нормально пройдет операция.
Марта. Ты не уверен?
Джордж (неохотно). Надо кое-что уточнить с диагнозом. А этот… – Аллен? Как он тебе?
Марта. Самый странный из всех. У него руки дрожат. Много пил?
Джордж. Это тоже было. Но дрожать они могли бы и по другим причинам… Прожить такую жизнь… Он ведь писателем был в Литве. Начинающим, правда, только одну книгу выпустил.
Марта. Ты читал ее?
Джордж. Здесь уже. А там только слышал о ней. Фразу даже из одной рецензии запомнил: «Обостренное чувство литовского слова…»
Марта. Почему же он здесь не пишет?
Джордж. Это уже политика, а я не вмешиваюсь в политику. А знаешь – Аллену я многим обязан. Дядя его жены в Чикаго нашел для него работу в пошивочной мастерской. Аллен уступил ее мне, сам устроился уборщиком в метро.
Марта. Я не понимаю, Юргис. Почему в мастерской? Ты ведь врач, был врачом…
Джордж. Я это доказал в конце концов. Выучился и доказал. А пока учился, туговато, конечно, приходилось. Кем только не работал! Носильщиком в порту, мойщиком стекол, посуду мыл… потом вот мастерская. Я им доказал, Марта. Видишь, этот дом, сад, автомобили в гараже – все это мое, наше с тобой. Если бы ты была рядом, я бы еще раньше добился всего. Я бы не восемнадцать, двадцать четыре часа в сутки работал! Ведь знаешь, иногда такая тоска подступала. Зачем? Ради кого? Ведь тебя же нет. И все-таки я жил, а значит, и вера во мне жила, вера во встречу нашу, Марта.