…Водолазов больше не слышно, — видимо, пошли наверх.
Времени в обрез. Мы с Шуховым не считаем возможным скрыть от товарищей ультиматум врага.
Я предложил Шухову обратиться к команде, а затем принять решение. Командир согласился. В полный голос: «Таиться больше нечего, наше место известно немцам», — он обратился к экипажу по переговорной системе.
Вот его короткая речь:
— Товарищи! Только что вы слышали ультиматум фашистов. Они предлагают нам всплыть и сдаться в плен. В этом случае они обещают нам сохранить жизнь. Подумайте. Вырваться из гавани мы не можем. У нас есть два выхода: принять предложение врага или умереть в бою. Прошу каждый отсек сообщить мне свое решение. У нас есть еще несколько минут. Прошу докладывать в порядке очередности отсеков…
Шухов умолкает. Пауза. Затем глухой голос из переговорного устройства:
— Первый отсек к бою готов!
Снова пауза. Мы ждем. В центральном посту тишина.
— Докладывает старшина Оноприенко: второй отсек к бою готов!
Дальше следует один доклад за другим:
— Третий отсек к бою готов!
Узнаю голос нашего комсорга Гены Блинова.
— Раненые в пятом отсеке просят считать их в строю!
Это докладывает военфельдшер.
— Мотористы к бою готовы!
Хриплый басок механика Богунова.
— Минеры к бою готовы!
Голос торпедиста, заменившего Сердюка.
У меня невольно навертываются слезы на глаза.
— Спасибо, товарищи! — говорит Шухов. Голос его непривычно звонок. — Мы с замполитом не ожидали другого ответа. Прошу всех выполнить свой долг до конца…
Командир поворачивается к акустику.
— Какие корабли над нами?
— Прямо на поверхности сторожевик…
— Дальше.
— Справа по борту катера…
— Дальше.
— Слева по борту эсминец. Пеленг сорок.
— Дистанция?
— Два кабельтова.
— Внимание! — говорит Шухов. — Всем находящимся в первых трех отсеках немедленно перейти в кормовые помещения. Задраить все переборки…
Через центральный пост потянулись люди из первых отсеков. Лица их хмуры, но спокойны. Без слов, жестами прощались они с теми, кто оставался в центральном посту.
— Сергей, — говорит мне Шухов. — Я, естественно, остаюсь здесь. Ты иди к команде. В кормовой отсек… — Он чуть медлит и твердо заканчивает: — Мы идем на таран.
— Понимаю.
— Погоди. Пройдем со мной.
Мы с Шуховым заходим в командирскую каюту. На стене над койкой висит кинжал в серебряной оправе — подарок Газиеву от деда, когда наш командир уезжал из родного аула. На столе фотография молодой женщины — жены Газиева.
— У тебя есть ключ от сейфа? — спрашивает Шухов.
Я вынимаю ключ, отдаю новому командиру. Шухов открывает сейф, достает секретные документы, приказы, карты.
— Возьми, — говорит он. — Это все надо сжечь. Я уже не успею. Придется тебе…
Подумав, он кладет на стопку документов фотографию жены капитан-лейтенанта.
— Да… Еще журнал!
Мы возвращаемся в центральный пост. Шухов открывает чистую страницу журнала. Смотрит на часы. Быстро делает запись. Захлопнув журнал, отдает его мне.
— Все. Идите!
Я хочу обнять командира, попрощаться, но Шухов уже отдает приказ:
— Продуть главный балласт! Акустик! Пеленги давать с максимальной точностью!..
16 февраля.
6.39. Идем на таран. Цель — вражеский эсминец.
…Я в кормовом отсеке. За переборкой рокочут электродвигатели. Все заняты своим делом. Очень спокойны.
Передо мной на металлической палубе горит стопка документов…
…Лодка всплывает. Мы разворачиваемся.
Голос Шухова:
— Так держать! В моторном! Вперед, самый полный!..
Прощайте, родные!..
Помните…
…По сведениям, поступающим из южных районов страны, два дня назад в военно-морской базе гитлеровцев в Стангер-фьорде произошли крупные взрывы. Зарево пожара было видно за многие километры. В порту слышалась артиллерийская и пулеметная стрельба.
Полагаю, что в Стангер-фьорде имел место крупный диверсионный акт местных патриотов, совпавший с налетом авиации союзников…