— Он еще стоит там, где мы его оставили, — заметила Агнес, снова оглянувшись.
Юнкер Рисбитер тоже оглянулся, но возвращаться не решился.
— Послушай-ка, парень!.. — крикнул он молодому слуге баронессы, ехавшему впереди. — Ступай и принеси оттуда мой меч!
— Нет уж, юнкер Ханс! — Агнес жестом остановила слугу, готового выполнить повеление молодого господина. — Вы должны сами вернуться за своим оброненным оружием.
Дельвиг ухмылялся в усы:
— Если хорошенько попросишь, может быть, подлый крестьянин отдаст его добром, — это прозвучало так язвительно. — Может быть, он даже сам принесет твой меч сюда.
Юнкер Рисбитер пребывал в нерешительности.
— Что ж! Тогда вернемся втроем, — с усилием смеясь, воскликнула Агнес. — Я помогу вам упросить его. Он одет, я заметила, просто, но что-то в глазах его мне говорит — он человек благородный. Надеюсь, просьбе дамы не откажет.
Они повернули лошадей и поехали туда, где Гавриил все еще стоял, прислонясь спиной к дереву. Барон Мённикхузен и остальные всадники были же довольно далеко и не заметили, что Агнес со своими спутниками вернулась в лес.
Когда юная баронесса и юнкеры подъехали к Гавриилу, ничего не изменилось. Он как стоял недвижно, так и стоял. Только вопросительно и с приязнью смотрел на девушку. Рисбитера и Дельвига он как будто не замечал.
Юнкер Рисбитер был сама надменность:
— Подними мой меч и подай его мне! — он властно протянул руку.
— Твой меч? — Гавриил, как бы очнувшись от глубокого раздумья, перевел взгляд на юнкера; и улыбка скользнула по лицу Гавриила; он только сейчас заметил, что возле него в обнаженных корнях дуба поблескивает клинок. — Нет ничего проще! Если твоя невеста об этом же попросит, я отдам тебе меч.
— Откуда вы знаете, что я невеста этого юнкера? — слегка смутившись, спросила Агнес.
— Я сужу по необычайной храбрости юнкера, которая иначе никак не объяснима. Только присутствие невесты может заставить труса забыть о трусости.
Рисбитер, заскрежетав зубами, выхватил пистолет и крикнул:
— Я сейчас без жалости пристрелю эту собаку!
— Остановитесь, юнкер Ханс!.. — воскликнула Агнес, бледнея. — Вы и так уже достаточно показали себя! — после чего опять с вежливостью обратилась к незнакомцу. — Господин Габриэль, а если я вас, и правда, попрошу поднять меч…
Девушка еще не успела договорить, как Гавриил поднял меч и с учтивым поклоном подал его ей.
При этом он сказал:
— Все условия выполнены, фрейлейн, и мир заключен.
— Почему же вы даете меч мне, а не его хозяину? — удивилась Агнес.
— Я не решился передать меч самому юнкеру, поскольку тот, на мой взгляд, не умеет обращаться с оружием и мог бы себя поранить.
Дельвиг, который только и ждал повода унизить Рисбитера, разразился громким хохотом.
Да и Агнес невольно улыбнулась.
— Юнкер Ханс, вот ваш меч, — сказала она, передавая оружие жениху. — Поблагодарите меня и в будущем старайтесь быть осмотрительнее, не роняйте клинок тут и там, — затем она бросила приязненный взгляд на Гавриила. — Счастливого пути, господин Габриэль!
— Прощайте, сударыня! — поклонился он.
Агнес резко ударила лошадь хлыстом и во весь опор помчалась за отцом. Дельвиг и Рисбитер, красный как вареный рак, поспешили за ней.
II. В мызном лагере
авриил вложил свой меч в ножны, замаскированные под дубинку, вышел на дорогу и, раздумывая о случившейся ссоре, о благополучном исходе дела, которое, не появись барон с дочерью и кавалькадой рыцарей, вполне могло кончиться для кого-то печально, направился в сторону Таллина. Пройдя несколько сотен шагов, Гавриил, однако, остановился и оглянулся.
— Вот незадача!.. — пробормотал он, покачав головой и осматриваясь вокруг себя. — Никак не возьму в толк, в чем дело… но что-то как будто задерживает мой шаг, ноги у меня точно свинцом налиты, я словно и не хочу двигаться дальше — в то время как потерял не менее часа.
Опершись на дубинку, он некоторое время стоял посреди дороги в раздумье. Припоминая разговор с бароном, разводил руками:
— Помнится, тот старый бородач сказал, что ворота его мызы до сегодняшнего вечера будут открыты для меня. Какая колдовская сила таится в этих словах, что они не выходят у меня из памяти? Это льстит, разумеется, когда тебя выделяют из многих и наделяют привилегией. Но только ли в этом дело?
Здесь Гавриил подумал: хорошо, что его никто не видит в эту минуту, не то могли бы о нем подумать, будто он человек, не знающий, что ему нужно от жизни, не понимающий, куда ему идти, дабы достигнуть своих целей.