Когда Гавриил проезжал через толпу, кто-то крикнул:
— А этому шведу, смотрите, новую голову приделали!..
— Лицо у него так забрызгано, словно на нем с самого вечера давили клопов! — с насмешкой вставил другой таллинец.
— Ему, наверное, ударом мозги сдвинуло набекрень — скачет, как бешеный! — добавил третий горожанин.
Гавриил провел рукой по лицу и почувствовал, что оно липкое; рука от прикосновения к лицу оказалась вся в крови. Теперь только Гавриил понял, что причиной этому была окровавленная шляпа убитого шведа, понял, что его, Гавриила, принимают за раненого и порадовался тому, что это обстоятельство — кровь на лице — делает его еще более неузнаваемым. Быстро проскакав по оживленной улице Виру, он придержал лошадь, свернул в боковую темную улицу и принялся раздумывать, как ему быть дальше.
Он с радостью поднялся бы сейчас прямо на Тоомпеа и пробрался в дом Мённикхузена, но как пройти через ворота Тоомпеа, мимо шведской стражи? Как повести себя, чтобы стража не обнаружила обмана?.. Гавриил знал, что начальник мызных воинов принужден был вторично бежать в Таллин; это могло означать только одно — Каспар фон Мённикхузен сейчас в своем доме. Но куда девалась Агнес?.. Гавриил жаждал узнать, где она. Побуждаемый именно этим желанием, он и совершил отчаянно-смелый поступок, пробравшись один в неприятельский город.
В глубокой задумчивости подъехал Гавриил к одному знакомому трактиру, стоявшему близ Харьюских ворот. В окнах светился огонь, и из-за двери слышался глухой гул голосов. Заглянув в окно, Гавриил увидел человек шесть мужчин, по-видимому, горожан из низшего сословия: они сидели при свете сальной свечи за кружками пива и какой-то снедью и оживленно беседовали.
Гавриил слез с коня и постучался в дверь.
Дверь отворилась, и на пороге показался трактирщик.
— Кто это там? — спросил он, всматриваясь в темноту.
— Шведский воин, — ответил Гавриил по-эстонски. — Нельзя ли здесь получить глоток пива и стойло для лошади?
Трактирщик не мог разглядеть пришельца, но при словах «шведский воин» он заметно оживился — хитрый трактирщик знал, что шведы большие охотники до хмельного и платят щедро.
— Подожди, подожди, уважаемый, я открою сейчас ворота. Но скажу заранее, что за лошадь твою я не отвечаю: в городе полно нищих, сбежавшихся из окрестных деревень, они повсюду рыщут, хуже голодных псов, и много воруют.
Поставив лошадь под навес, Гавриил вошел в трактир.
Его появление поразило присутствующих, некоторые даже вскрикнули от испуга.
— О-хо-хо! Вот так человече!.. — воскликнул трактирщик, разглядев при свете лицо ночного гостя. — Откуда ты явился с такой головой?
— А что такое с моей головой? — недоуменно спросил Гавриил.
— Тебя, как видно, отчаянно поколотили. Сам взгляни в зеркало: шляпа разрублена, а лицо будто в кровь окунули — в тазик цирюльника.
— Не беда, таких голов вы, наверное, еще немало увидите. Дайте срок! — ответил Гавриил, садясь за стол. — У русских кулаки крепкие.
— Что? — в испуге округлил глаза трактирщик. — Разве русские уже в городе?
— Нет, но мы побывали у них в лагере. Разве вы не слышали об этом деле?
— Кое-что слышали, уважаемый, — ответил за всех присутствующих трактирщик.
— Я еще легко отделался, — продолжал Гавриил. — Я только едва чувствую свою дыру в голове, а другим куда хуже пришлось. Вся дорога к воротам усеяна телами… Дай скорей пива, у меня страшная жажда, да и устал я порядком.
Трактирщик поставил перед гостем кружку со свежим пенящимся пивом и спросил:
— Не хочешь ли ты умыться?
Гавриил залпом осушил кружку, потом ответил:
— Нет, если я с такой головой явлюсь к коменданту, он меня произведет, по меньшей мере, в вахмистры.
Теперь и другие горожане с любопытством придвинулись поближе и набросились на Гавриила с расспросами:
— Ты был, как видно, в том отряде, который выслали для захвата пленных?
— Да, был, как видите! — ответил Гавриил.
— Ну что, добыли пленных?
— Увы! И мы благодарим судьбу, что сами в плен не угодили.
— Как это случилось? Расскажи!
— Что тут рассказывать? — Гавриил с досадой пожал плечами. — Мы были сначала слишком медлительны, долго крались, потом — неосторожны, подняли слишком сильный шум. Русские проснулись и начали отбиваться. Мы, конечно, не ударили в грязь лицом, дрались на славу, но потом пустились наутек.
— А русские?
— А они гнались за нами до самых Вируских ворот и чуть не ворвались вместе с нами в город.
— Ну, ну, здесь бы мы их встретили совсем по-другому, — хвастливо заявил один из слушателей со спесью, свойственной, как говорят многие, таллинским горожанам. — Но как они могли преследовать вас? Ведь вас послали против нижнего лагеря у Ласнамяги, там до сих пор неприятельской конницы не замечалось, а вы все, насколько мне известно, были на конях. Неужели у русских такие быстрые ноги, что они могут угнаться за лошадьми?