Выскочив на аллею и оглядываясь по сторонам, Федор сделал еще несколько быстрых шагов в сторону пруда, как вдруг из сплошного кустарника прямо ему под ноги на четвереньках выскочила женщина. Она вцепилась Лосеву в колено, пытаясь подняться, но ноги ее не слушались, и она только судорожно хватала Федора за одежду, увлекая к земле. Он подхватил ее под руку и, как мог, поставил наконец на ноги перед собой. В глазах женщины плескался ужас, а по лицу пробегали судороги.
– Прошу вас… Там… Прошу вас… – И она замахала руками куда-то в сторону тенистого частокола деревьев, растущих за густым кустарником. – Там… человек… Прошу вас…
И она уже тащила Федора за собой через завесу грубых веток и листьев в глубину подлеска. Обескураженный Лосев не сопротивлялся, только едва успевал подставлять руку, чтобы не поцарапать лицо о сучья деревьев. Сделав несколько шагов, он остановился как вкопанный, тяжело дыша и даже уже не слушая причитания женщины: в пяти шагах прямо перед ним висел человек. Его шея посинела от тугой петли, а из открытого рта, как тяжелая картонка, вываливался язык. Он еще подергивался в предсмертной судороге, и было слышно, как над ним поскрипывает обмотанная веревкой ветка.
– Снимите его! – заорала женщина в самое ухо Лосеву. – Он еще жив!
Федор растерялся на мгновение, не зная, с чего начать, а потом бросился к повешенному и, обхватив его ноги, приподнял, буквально посадив себе на плечо. Женщина замолчала и, отступив на шаг, наблюдала за происходящим. Судороги самоубийцы неожиданно усилились, и Лосев едва удерживал его на плече, пытаясь сохранить равновесие.
– Ну что он там? – спросил наконец он у женщины, задыхаясь и хрипя, как будто сам только что вылез из петли.
– ОН ТАМ – ХОРОШО! – раздался резкий голос прямо над головой Федора.
Лосев вздрогнул и быстро отпустил повешенного. Тот качался на ветке, сотрясаясь уже не от судорог, а от безудержного смеха.
– СЮР-ПРИЗ!
Неожиданно повеселевшая женщина схватила Федора под руку и развернула лицом к ближайшему густому кустарнику:
– Посмотрите туда и помашите рукой! Вас снимала скрытая камера лобнинского телевидения!
Лосев онемел.
А через секунду произнес громко и отчетливо:
– Вы идиоты! Понимаете? Полные дегенераты!
И под аккомпанемент радостного смеха, вызванного состоявшейся телевизионной шуткой, он пошел через кустарник обратно на аллею, ломая сучья и матерясь…
А таинственный незнакомец с продолговатым лицом бесследно исчез.
Но исчез не только маньяк. Пропала и Елена.
Лосев метался по парку, возвращался на пятачок, бегал к заветной скамейке, дважды обошел пруд и исходил взад-вперед аллею. Все напрасно – его любимой не было нигде.
Она стояла у входа в универмаг в самом людном месте города и судорожно соображала, куда теперь идти. Вернуться в парк она была не в силах, это казалось ей немыслимым. Ехать домой без Федора – тоже. Елена в отчаянии зажмурилась и потрясла головой, чтобы сбросить с себя воспоминания о только что увиденном…
Едва только Федор скрылся за киоском с мороженым в погоне за таинственным незнакомцем, Елену окликнули. Сначала она даже не поняла, что зовут именно ее. Но голос повторил громче:
– Лена!
Она обернулась и увидела в шаге от себя женщину средних лет с букетом цветов.
– Это вам. – Женщина протянула руку, улыбаясь как-то странно, одними губами.
– Мне? – растерялась Елена, с изумлением разглядывая букет. – Вы, наверно, ошиблись…
– Это вам, – твердо повторила женщина. – К восемнадцатому июля.
Все еще ничего не понимая, Елена взяла цветы и повторила машинально:
– К восемнадцатому июля… А… от кого?
– Пойдемте. – Женщина кивнула и решительно направилась к выходу из парка. Елена не тронулась с места, пытаясь придумать, как поступить. Она с мольбой посмотрела в сторону киоска с мороженым, но Федора не было видно ни возле него, ни вообще поблизости. – Пойдемте, – повторила женщина, – это на минутку…
Постоянно оглядываясь, Елена пошла за ней, неся букет обеими руками, как младенца. Они прошли турникет, свернули за дебаркадер уходящего в сторону от шоссе моста, перешли улочку, ведущую в тупик двора, и остановились перед синей машиной с тонированными стеклами, припаркованной у тротуара. Здесь было мало прохожих, потому что поток идущих из парка людей направлялся либо на мост, либо на основную дорогу – к автобусной остановке. Елена остановилась, твердо решив, что в незнакомую машину с затемненными стеклами она не сядет, даже если ей подарят еще один букет. Но в этот момент боковое стекло машины медленно опустилось, и Елене совершенно отчетливо стал виден сидящий за рулем человек. Она вскрикнула, задрожала всем телом и выронила цветы на асфальт.
– ЛЕНА, ВЫ МЕРТВЕЦОВ БОИТЕСЬ?
…Через десять минут она поняла, что бежит, задыхаясь, по мосту, удаляясь не только от страшной машины, но и от Федора, оставшегося в парке.
ГЛАВА 3
Следователь лобнинской прокуратуры Андрей Гаев щелкнул пультом телевизора и откинулся со вздохом на своем рабочем стуле. Экран свернулся в маленькую, сияющую точку и погас, обрывая на полуслове пятьдесят вторую серию очередного мутного сериала, в котором следователь гонялся с пистолетом за преступниками, обезвреживал взрывные устройства в своем авто и заламывал бандитам руки в их собственных квартирах, куда проникал, снося с петель входные двери ударом ноги. Гаев давно уже перестал насмехаться над подобной нелепицей и объяснять, что в жизни ни один следователь не ходит с оружием. Пистолет они видят максимум раз в два года – на стрельбище или в тире, а главное оружие следователя – бумаги, бумаги и бумаги.
Вот и сегодня – суббота, а Гаев торчит на работе с утра, пытаясь привести в порядок документы. В понедельник – планерка, а значит, нужно быстро поднять дела, сроки по которым уже истекают.
В свои неполные тридцать Андрей Гаев повидал всякое, поработав в следственном управлении УВД Лобнинска, и отлично ориентировался в отношениях между следствием и оперативными отделами. Он научился вести дела так, чтобы, с одной стороны, самому не получать по шее от руководства, а с другой – не подставлять под удары коллег. Поэтому он и был переведен в прокуратуру, где тоже числился толковым исполнителем и «хорошим парнем».
Гаев отодвинул пульт в сторону и вернулся к бумагам. Стол был завален увесистыми папками, а сейф открывать было прямо-таки страшновато: второй раз закрыть будет почти невозможно. Это как с чемоданом, в который укладываешь, утрамбовываешь, утаптываешь вещи, чтобы с немыслимым усилием его наконец застегнуть и потом уже не открывать без серьезной надобности. Гаев раскладывал бумаги на столе в три стопочки, и сценарий его поведения на планерке уже близился к завершению. Вот по этим делам не хватает трех пустячных объяснений. Что он намерен делать? Он планирует их получить на этой неделе. Вот здесь ему нужно только три дня, и в деле появится «лицо». Да, он уверен. Вот по этому делу срок предварительного заключения подозреваемого истек, а предъявлять обвинение нет ни малейшей возможности. Это дело – в стол, может, о нем и не вспомнят в понедельник. Здесь – нет результата экспертизы. Что значит – почему? Он посылал запрос (когда же это было?) два с половиной месяца назад (годится!). Да, он свяжется с экспертами, но их особо не поторопишь – сами знаете. А вот здесь осталось направить несколько поручений операм. Он сейчас же этим и займется.
Следователь Гаев давно снискал репутацию «честного мента». Но справедливее было сказать – «осторожного мента». Еще работая в следственном управлении, он как-то вел дело о контрабанде. Тысячи единиц задержанного оперативниками товара – куртки, дубленки и шубы – находились на ответственном хранении в складских помещениях некоей коммерческой фирмы, куда были перевезены работниками УВД. Спустя неделю Гаев обнаружил, что оперативники отдела по борьбе с экономическими преступлениями неправильно посчитали и переписали товар. Они «ошиблись» ровно на треть. Хозяин товара, испуганно и срочно собиравший документы, призванные освободить его от ответственности, даже не догадывался, что уже лишился части своего имущества. Следователь понимал, что, если он не сможет предъявить обвинение в контрабанде незадачливому коммерсанту, подлог скорее всего раскроется, и тогда операм несдобровать. А дело между тем было такое зыбкое и непрочное, что вряд ли дотянуло бы до суда. Гаев долго колебался, как ему поступить в этой ситуации с двумя нечистыми на руку сторонами – хозяином товара и сотрудниками милиции. В конце концов корпоративная солидарность взяла верх. Он убедил руководство, что хранение вещественных доказательств по этому делу, занимающих два огромных склада, введет государство в убытки, и добился разрешения на реализацию товара. Деньги от продажи дубленок были зачислены на депозитный счет УВД. Уголовное дело просуществовало еще четыре месяца, а потом было закрыто за отсутствием состава преступления: Гаев просто-напросто щадил коммерсанта, не торопил его, и тот кое-как, но смог объяснить происхождение своего имущества. В итоге владелец многострадальных дубленок получил вместо них две копейки со счета УВД. И был доволен даже этому.