— Сначала я не собиралась приходить, — рассказывала Лайза. — Но затем, как ты и рассчитывал, извлекла письмо из мусорного бака и, прочитав, вошла по телефону в сеть «Нет Коп». Я просидела над файлами до утра и пришла к выводу, что с «Невроксилом-5» что-то определенно не так. Но видеть тебя все равно было выше моих сил. Я сказала Эдди, что не пойду. А затем, когда миновало время встречи, я стала чувствовать себя все хуже и хуже. Хорошенько подумав и вспомнив о тете Зое, я решила, что мне следует с тобой встретиться. И ты все еще был там!
— Еще немного, и меня бы там не оказалось, — сказал я, сжимая ее руку.
Мы шагали по лужам, лавируя между прохожими. Над нашими головами в просветах облаков появилось голубое небо, и лучи солнца упали на умытые дождем викторианские строения, придавая этому изрядно потертому царству хиппи совершенно новый, сказочный вид.
— Чем ты все это время занимался? — спросила Лайза.
Я рассказал ей обо всем. Я долго и подробно говорил о «Ревер», «Био один», Арте, Джиле и Крэге, о том, как в меня стреляли, и, конечно, о ней. Все мысли, которые копились в моей голове последние недели, словно прорвав невидимую запруду, изливались сейчас неукротимым потоком. Во всем мире Лайза была единственным существом, которому я мог сказать все без утайки. Я был бесконечно счастлив, что получил возможность снова с ней говорить.
Мы добрели до парка «Золотые ворота». Я не обращал внимания на то, куда мы идем, и в парк привела меня Лайза. Мы прошли к японскому чайному садику — месту, куда она приводила меня во время нашего первого приезда в Сан-Франциско. Из-за дождя садик был практически безлюден. Мы уселись на скамейку возле миниатюрного мостика, перекинутого через крошечный ручеек. Облака уплыли через залив на восток, и на небе сияло солнце. На покрытых мхом валунах и роскошной зеленой листве деревьев поблескивала вода. У наших ног журчал прозрачный ручей. Я обнял Лайзу за плечи и притянул к себе.
— Я чувствую себя такой виноватой, Саймон, — промолвила она. — Неужели я прощена?
— Естественно.
— И я могу вернуться?
Мое сердце едва не выпрыгнуло из груди, и на ее вопрос я ответил поцелуем.
До моего отеля мы доехали на такси. Мы молча упали друг другу в объятия, ибо никакими словами нельзя было выразить то, что мы в этот момент испытывали. Счастье, нежность, страх, любовь, одиночество. Мне не хотелось покидать этот третьесортный мотель, скрипучую неширокую кровать, и я был не в силах отпустить от себя Лайзу. Здесь я был с любимой женщиной, а там, во враждебном мире, все шло не так, как надо.
Лайза шмыгнула носом. Я посмотрел на нее и увидел, что по ее щеке катится слеза.
— Что случилось, дорогая?
— Я вспомнила о тете Зое.
— Да. Все это очень печально, — сказал я, крепче прижимая Лайзу к себе.
— Ты знаешь, я ее по-настоящему любила.
— Знаю.
Она некоторое время лежала молча, а затем вытерла слезы краем простыни и призналась:
— Ты не представляешь, как мне без тебя было плохо!
— Мне тоже было очень скверно.
— И дело даже не в том, что я от тебя ушла. Больше всего меня мучило то, что ты изменился. Стал другим. Или даже хуже того, мне казалось, что ты всегда был не тем, каким я тебя видела. Не был тем человеком, которого я полюбила. Ведь ты совсем не изменился, Саймон, правда?
— Нет, — ответил я, поглаживая ее волосы.
— Так же я потеряла и папу. Он был совсем не тем человеком, каким казался.
— Нет, Лайза, это совершенно не так. Она подняла на меня удивленный взгляд.
— Твой отец всегда тебя любил, — продолжал я. — И эта любовь была искренней и горячей. Да, он скрывал от тебя тайну, но он скрывал ее и от себя. И лично к тебе это не имело никакого отношения. Фрэнк никогда не сожалел о том, что был твоим отцом, и ты это прекрасно знаешь. И не надо думать о нем как о ком-то другом. Ему бы это не понравилось.
Тонкое личико Лайзы засветилось улыбкой. Она поцеловала меня в щеку и уютно положила голову мне на грудь.
— Прости меня, Саймон. Наверное, тебе со мной было очень трудно.
— Все это объяснимо. Ведь тебе так досталось.
— Знаешь, что меня больше всего тревожит в связи с «БП-56»?
— Что?
— А то, что я беременна.
— Ведь ты не думаешь…
— Не знаю. Теоретически препарат никак не должен повлиять на плод. Но ничего нельзя знать наверняка. Я боюсь…
Я тоже боялся и молился о том, чтобы с ребенком все было в порядке.
— Но ведь последнее УЗИ показало, что там все в порядке. Разве не так?
— Пока да. Надо будет провести всевозможные тесты. Прости меня, Саймон.
Я прижал ее к себе, и мы долго молча лежали рядом.
Перед отъездом вечером в аэропорт нам еще предстояло повидаться с двумя людьми. Мать Лайзы была просто вне себя от счастья. Расцеловав нас обоих, она пожелала нам счастья и потребовала, чтобы мы вернулись в Сан-Франциско и вместе отпраздновали День благодарения. Энн отпустила нас лишь после того, как мы пообещали приехать.
С Эдди дело обстояло сложнее. В ожидании Лайзы я проторчал на улице рядом с его жилищем более получаса.
— Как он на это отреагировал? — спросил я.
— Я очень счастливый человек, Саймон, хотя настолько глупа, что не всегда это понимаю, — ответила Лайза после продолжительной паузы. — У меня есть ты, а у Эдди никого нет. Он так одинок.
— Тебе трудно с ним расстаться?
— Эдди так тяжело пережил смерть папы, — продолжила она, не ответив на мой вопрос.
— Послушай, Лайза, — сказал я, глядя ей в глаза. — Я не хочу чтобы ты выбирала между мной и братом. Когда дела немного прояснятся, ты приедешь в Сан-Франциско и поживешь некоторое время у Эдди. У меня нет никакого желания становиться его врагом.
— Спасибо, — сказала она с улыбкой. — А сейчас нам пора. Такси уже ждет.
33
В понедельник утром мы все собрались в большом конференц-зале. Венчурную фирму «Ревер» представляли Джил, Арт, Дайан, Рави и Дэниел, а «Био один» доктор Эневер и Джерри Питерсон. Это совещание по моей просьбе созвал в своем офисе Гарднер Филлипс. Он, разумеется, тоже принимал участие в собрании. Одна из его помощниц — серьезного вида молодая женщина в очках — держала наготове блокнот и стило для ведения стенографической записи.
Когда мы с Лайзой вошли в зал, Гарднер Филлипс поднялся с места, пожал мне руку и предложил сесть. Мы заняли указанное место за длинным столом, а адвокат сел справа от меня. Я ему полностью доверял, хотя и знал его не очень хорошо. Мне нужен был первоклассный юрист, и я был весьма благодарен Джилу за то, что он меня познакомил с Филлипсом.
— Благодарю вас, леди и джентльмены, за то, что вы согласились прийти. Полагаю, все вы знакомы с моим клиентом сэром Саймоном Эйотом и его супругой Лайзой Кук. Они располагают некоторой информацией о компании «Био один» и готовы ею с вами поделиться. Мы вас слушаем, Саймон.
Я послал присутствующим улыбку. Дайан кивнула и улыбнулась в ответ. Рави сидел с обычным отрешенным видом, у Дэниела вид был, напротив, восхищенный. Все остальные одарили меня суровыми взглядами. Джил внимательно смотрел на меня из-за толстых стекол своих очков. Его брови были сдвинуты, а лоб избороздили морщины. Эневер, судя по его виду, был вне себя от ярости. Одним словом, моя аудитория выглядела не очень доброжелательно.
— Новости у меня, к сожалению, скверные, — начал я. — Мы с Лайзой обнаружили, что «Невроксил-5» представляет опасность для жизни.
В комнате началось тревожное шевеление, а Эневер резко бросил:
— Докажите!
— Мы это обязательно сделаем, — сопровождая слова кивком, ответил я и принялся рассказывать обо всем с самого начала.
Я поведал о тревоге Лайзы, которую вызвал у нее «Невроксил-5», предсмертном сообщении Джона и о своем расследовании в клиниках, где проводились испытания. Затем я заявил, что Лайзе представилась возможность получить более полные данные, которые подтвердили ее первоначальные опасения.
Эневер мгновенно перешел в контратаку.
— Какие данные? — спросил он, обращаясь к Лайзе.
— Я не могу ответить на этот вопрос, — сказала она, поскольку Гарднер Филлипс строго приказал нам не говорить о том, как мы раздобыли информацию. — Но смею вас заверить, что полученные нами выводы сомнений не вызывают.