Знал. Прекрасно знал, но ничего не мог с собой поделать….
Когда город окончательно потонул в свете тусклых фонарей и в снежинках, кружащихся в их свете, когда на улицах стало безлюдно и одинокие машины всё реже и реже попадались на дорогах, они вернулись обратно к общаге.
Максим с ребятами всё ещё репетировали в своей тесной каморке, так как завтра им предстояло серьёзное выступление на вечеринке и никаких накладок не должно было быть.
Приятные мелодии тихо раздавались в пустых тёмных коридорах общаги. Многие студенты уже спали, убаюканные ими, а другие занимались тем, чем хотели, предвкушая грядущий праздник.
Проводив Яну до номера, Лёха вышел из здания и поднял голову вверх. На четвёртом этаже в одиноком окне горел свет. В нём виднелся силуэт девушки с густым облаком волос.
Силуэт приложил указательный палец к губам, а потом к стеклу, за которым внизу стоял Лёха. Витамин улыбнулся и последовал этому примеру. Застыв на некоторое мгновение, Яна отпрянула от окошка, и через секунду свет погас.
Лёха чуть постоял и зашагал к машине. Он сел, прислонившись чисто выбритой щекой к запотевшему стеклу двери, и задумчиво уставился на тёмное окно, за которым осталась его мечта.
Что-то необъяснимое, тяжёлое и не понятное поселилось в его груди, от чего стало грустно. Он опять остался один…
Как бы он сейчас хотел стать невидимой тенью, бесплотным духом, взлететь наверх и, проникнув через окно в комнату, оказаться рядом с ней. Сидеть всю ночь у её кровати, не спать, лишь бы слушать её ровное дыхание и быть с ней….
— Тьфу ты, блин! Романтик нашёлся, тенью стать захотел! — пробурчал Витамин себе под нос. — Дурак ты, Лёха и уши у тебя холодные. Превратился ты в незнамо что.
Он тряхнул головой и оторвав, уже основательно замёрзшую щёку от стекла, завёл машину.
— Романтик, блин! — хмыкнул он и, резко дав газу, так что машину крутануло на месте, помчался в ночь, исчезнув в потёмках.
Он не знал, что всё это время Яна не отходила от своего окна, а прильнув к нему, смотрела на сидящего в машине Лёху. И они смотрели друг на друга, совершенно того не зная.
По щеке девушки покатилась одинокая слеза. Она скатилась на подоконник и разбилась об него.
— Господи, почему я так сильно люблю его?…..
Вечер, начавшийся более или менее хорошо, плавно перешёл в ночь, наполненную сплошными неудачами и скандалами, которые обступили Стаса плотным кольцом. Всё его весёлое настроение, словно корова языком слизала, и в один момент из жизнерадостного парня он превратился в понурого и расстроенного донельзя мальчишку.
Поначалу всё шло просто замечательно: он отрывался с Кристиной в приличном клубе под названием Джефф. Вместе они выпивали, танцевали, вобщем веселились на полную катушку, под отрывную музыку.
Всё бы ничего, да только совершенно случайно, Шкет, энергично вращаясь на танцполе, слегка толкнул подпившего здоровяка. Того задело столь некрасивое отношение к себе и он, ни слова не говоря, поднял Стаса высоко над землёй и отнёс его в туалет, где сунул, аккуратно причёсанной головой прямо в унитаз и спустил воду.
На танцпол Шкет вернулся весь мокрый и потрёпанный. Настроение резко упало. Но оно окончательно перемахнуло за нулевую отметку, когда, вернувшись, он увидел Кристину, танцующую медленный танец с каким-то модным парнем, нежно обнимающим его за талию.
Когда он подошёл к ним, его всего распирало от ярости, но эта ярость оказалась бесполезной: сладить с этим крепышом и парочкой его крепко сбитых дружков, сидящих неподалёку, было не под силу одинокому Стасу.
Когда же его горящие от гнева глаза увидели, что захмелевшая Кристина прильнула своими губами к губам этого недоноска с мобилой на ремне, чаша терпения переполнилась и Шкет, гордо вскинув мокрую голову, ушёл с дискотеки.
Он сел в метро (благо оно ещё работало) и, терзаемый неописуемыми чувствами, теребившими его душу, поехал назад в общежитие. Глаза его безразлично уставились в стекло напротив, где виднелось его жалкое, поникшее всем телом, отражение.
В столь поздний час вагоны поезда были почти пусты. Лишь несколько человек сидело на жёстких сиденьях, окутанные сладкой дрёмой.
В вагоне, где ехал Стас, сидела лишь одна старая бабулька с двумя авоськами, полными пустых пивных бутылок, бережно собранными в местах скопления гуляющей молодёжи. Старушка мирно клевала носом на соседней лавочке, справа от Стаса, а он, уставившись отсутствующим взглядом в стекло, мчался домой и думал: " Ну почему жизнь так несправедлива к нему? Почему у многих есть то, о чём он может только мечтать, но люди этого не ценят, а он, как бы ни старался, как бы ни рвал задницу, никак не может этого заполучить? Почему те многие девушки, которых он успел повстречать в своей короткой жизни, так легко предавали его, в одно мгновение превращаясь из милых созданий, в откровенных стерв? Почему так? ПОЧЕМУ?