Ну, а город был восхищен сказочным состоянием герцогини, ее поистине королевской расточительностью, трогательной простотой в общении, добротой, удивительной для столь знатной дамы, и особенно — неиссякаемой щедрой благотворительностью красавицы. Одним словом, все ее хвалили, все ею восторгались. Понятно, что и простой люд, и приближенные короля ждали в этот день от герцогини особых чудес. И, удивительное дело, никто не был разочарован.
Фауста знала толк в пышных представлениях и так все обставила, что оставалось только диву даваться, как можно было такое придумать.
Как обычно, обитатели домов, мимо которых должен был проследовать кортеж, получили приказ вымыть и украсить свои улицы, словно перед королевским выездом. Такова была оборотная сторона медали: парижане обожали подобные зрелища, но готовились к ним за собственный счет. Поэтому всегда находились недовольные… А Фауста хотела видеть только радостные лица. Но прево торговцев Робер Мирон, сеньор дю Трамбле, уже сделал соответствующие распоряжения. Однако на улицах тут же замелькали люди Фаусты. Некоторые жители, услышав повеление прево, уже глухо роптали, но гонцы герцогини заверили всех, что никому не нужно беспокоиться и экономить, ибо ее светлость берет все расходы на себя: надо только представить счет в особняк Соррьентес — и немедленно получить там назад все затраченные деньги. И в результате улицы преобразились, как в сказке.
Парижане толпились на этих улицах, наслаждаясь величественным зрелищем.
Процессию возглавлял распорядитель Гийом По, сеньор де Род. Сжимая в руке жезл, он восседал на коне, покрытом великолепной попоной. За ним двигались стрелки, которыми командовал парижский прево Луи Сегье, шевалье короля. Затем — герольды, трубачи, горнисты и барабанщики, которые оглушительно играли на своих инструментах. Далее следовали более ста дворян из свиты герцогини, разодетые в шелка, бархат и атлас, верхом на прекрасных, богато убранных скакунах. Здесь же были дворяне из королевского дома. За ними выступала рота королевских гвардейцев — с развернутыми стягами, с барабанщиками и горнистами впереди. Ротой командовал лейтенант Франсуа де л'Оспиталь, граф дю Алье, брат которого, маркиз де Витри, был капитаном королевской гвардии. Эта рота окружала карету герцогини. А прямо перед экипажем красовался в пух и прах разодетый сеньор, сопровождавший послов в Лувр, — Рене де Ту, сеньор де Боней. Круп его коня был покрыт попоной малинового бархата, сплошь усеянной золотыми геральдическими лилиями.
Запряженная шестеркой белых лошадей, покрытых золототкаными попонами с изображением испанского герба, карета продвигалась неспешно, напоминая огромный слиток золота на колесах. Затянутая в роскошное одеяние из серебряной парчи со сверкающей цепью ордена Золотого руна, усыпанной драгоценными камнями, и массивной золотой цепью королевского ордена, на днях врученного ей Марией Медичи, герцогиня де Соррьентес находилась в экипаже одна. Она сидела прямо, с гордо поднятой головой, величественная и естественная. Ее улыбка околдовывала. Казалось, женщина стала еще краше и моложе. Покоренная толпа восторженно приветствовала ее, а она отвечала легким наклоном головы, увенчанной тяжелой золотой короной с крупными бриллиантами, которые ослепительно сияли на солнце, словно и оно воздавало герцогине почести, щедро изливая на нее свет и тепло.
Слева от кареты, восседая на великолепном испанском скакуне, сплошь увешанном золотыми украшениями, ехал дон Кристобаль, граф д'Альбаран. Статная фигура этого великана вызывала всеобщее восхищение.
За гвардейцами, окружавшими экипаж чрезвычайного посла, катили еще десять карет с одинаковой золотой отделкой. В них ехали фрейлины герцогини. Все они блистали молодостью, красотой и роскошными туалетами.
Далее следовали испанские и французские вельможи, чиновники, советники, дипломаты, пажи и лакеи. Заключала процессию полурота швейцарских гвардейцев.
Вот такой ослепительный кортеж медленно продвигался по нарядным улицам, доставляя истинное удовольствие парижанам, радость которых еще более возрастала от мысли, что это дивное зрелище им ничего не стоило. Более того, многие прилично заработали на подготовке к торжествам.
Так что народ ликовал. К тому же вот уже несколько дней в особняке герцогини милостыню раздавали направо и налево, а ведь и раньше здесь не скупились… По улицам Парижа разносились приветственные клики, не смолкавшие ни на минуту, поскольку люди герцогини смешались с толпой и, как только всеобщий восторг начинал ослабевать, взвинчивали горожан оглушительными воплями, — а вельможи из свиты герцогини и прелестные фрейлины в тонких перчатках осыпали в это время толпу дождем монет. И не какой-нибудь там мелочью, а самыми настоящими тяжелыми золотыми самой настоящей испанской чеканки. Нетрудно себе представить, как все бросались ловить эту удивительную золотую манну и от души кричали: «Слава!»
Да, это была воистину триумфальная процессия. Таких бесконечных оглушительных приветствий никогда раньше не слышали ни юный король Людовик XIII, ни его царственная мать.
Мы попытались дать некоторое представление об этом великолепном кортеже. И должны заметить, что все парижане были от него в восторге. Но появление герцогини Соррьентес в Лувре должно было превзойти то, что видели на улицах горожане.