Рассерженный детина спрыгнул на землю, схватил вилы и, размахивая ими в воздухе, грозно заявил:
— Ах, негодяи! Я насажу на вилы любого, кто попробует хоть пальцем тронуть моих кормильцев!
Одэ де Вальвер и Ландри Кокнар встали с двух сторон от пристяжной, которую надо было защитить во что бы то ни стало: именно на нее и была главным образом нацелена атака. Едва господин и слуга успели занять свои места, как налетели люди Фаусты, разбившиеся на две группы.
Вальвер предвидел этот маневр. И немедленно поднял свою лошадь на дыбы. То же самое сделал и Ландри Кокнар. Вздыбленные кони отчаянно заработали передними копытами. Это продолжалось несколько секунд. Кто-то отскочил со сломанной челюстью, кто-то упал с пробитой грудью… Послышались стоны, причитания, ругательства и проклятья.
Бандиты попятились, потеряв половину своих людей.
Но, прежде чем отступить, Фауста смело бросилась вперед и поразила в грудь лошадь Вальвера. Животное зашаталось, жалобно заржало и рухнуло на землю. Впрочем, герцогиня не добилась того, на что рассчитывала. Вальвер был слишком хорошим наездником, чтобы беспомощно растянуться на мостовой. Он приземлился на ноги. На него тут же с радостными воплями ринулась толпа головорезов, но юноша с легкостью отражал все удары.
К тому же, владелец лошадей — убежденный, что их собираются у него отнять — налетел на бандитов, нападавших на графа сзади, разя вилами направо и налево. А Ландри Кокнар все подымал свою лошадь на дыбы как заправский наездник, никого к себе не подпуская.
Юный король жадно наблюдал за развитием событий. Витри и Люинь видели, что ему самому не терпится ввязаться в схватку. И оба не отходили от Людовика ни на шаг. К счастью, король сумел совладать с собой. Наконец он отдал долгожданный приказ:
— Действуйте, Витри.
Капитан выступил вперед, небрежно постукивая себя тростью по сапогу. Отваги этому человеку было не занимать. К тому же он думал, что перед ним — простые грабители, которые сразу пустятся наутек. Так посчитали и король с четырьмя гвардейцами. Те даже не обнажили шпаг и шли за своим капитаном, вытянувшись в струнку, словно на параде.
— Именем короля, — властно закричал Витри, — немедленно сложить оружие!
Но распоряжение капитана не возымело ожидаемого действия. Возможно, в пылу боя Фауста просто не услышала приказа и продолжала отчаянно драться на шпагах. А люди герцогини следовали ее примеру. Но они-то все прекрасно слышали, и кто-то из них ожесточенно ответил:
— Прочь с дороги, черт возьми, или прощайся с жизнью!
От такой наглости Витри на секунду оторопел. Людовик XIII подумал:
«Э! Да это не простые грабители!.. Их необходимо задержать!..»
— Кто здесь посмел не подчиниться приказу короля?! — звонко произнес юноша.
— Король! — воскликнула Фауста, узнав голос Людовика XIII.
Она невольно отступила на два шага и опустила шпагу. Ее люди, которые подражали ей во всем, тоже отошли назад, в ужасе повторяя:
— Король!.. Король!..
— Король! — вскричал Вальвер.
Он тоже попятился. И тоже опустил шпагу. Но не стал вкладывать ее в ножны. Он знал, на что способен этот «одержимый», так яростно сражавшийся сегодня утром. Одэ все больше подозревал, что это была сама Фауста. Поэтому граф был начеку. И очень внимательно следил за каждым ее движением.
Король решил, что все кончено: он подумал, что бандиты отступили, узнав его голос. Гнев Людовика утих, и юноша холодно приказал:
— Витри, сих смутьянов схватить и отвести в караульное помещение. Это рядом… Завтра с утра посмотрим, что это за птицы. — И повернувшись к Вальверу, король любезно произнес: — Добрый вечер, граф.
— Имею честь почтительнейше приветствовать Ваше Величество, — ответил Вальвер с поклоном.
— Ну, так что за драгоценности вы привезли нам в этой повозке, которую так отважно защищали? — немедленно поинтересовался король, сгорая от любопытства.
— Порох, сир, — улыбнулся Вальвер.
— Порох! — с некоторым сожалением воскликнул король.
И спокойно, словно в собственном кабинете, окруженный приближенными и телохранителями, Людовик XIII тихо заговорил с Вальвером, а тот, почувствовав разочарование юноши, поспешил сообщить ему, что на самом деле спрятано в бочках.
Но невольно отступившая Фауста уже пришла в себя, и у нее молнией сверкнуло в мозгу:
«Король!.. один… вернее, почти один… на этой пустынной набережной!.. И так близко… стоит только руку протянуть… Само небо посылает его мне… Живым он отсюда не уйдет!»
И не успели Витри и гвардейцы выполнить распоряжения короля, как Фауста уже принялась осуществлять свой новый план. Вложив шпагу в ножны, она заявила:
— Мы не смутьяны. Мы подчиняемся приказу Его Величества.
В то же самое время она нащупывала что-то у себя под камзолом.
— Сдать шпаги, — скомандовал Витри, обманутый ложной покорностью пленников.
Вдруг Фауста коротко свистнула и, выхватив из-за пазухи кинжал, бросилась на короля, поглощенного беседой с Вальвером.
Ее люди немедленно устремились вперед, быстро проскользнули мимо повозки и исчезли в темноте, словно тени, оставив Фаусту одну, будто этой женщины для них просто не существовало. Все это произошло в мгновение ока.
Фауста же подскочила к королю, занеся на бегу кинжал. Она рассчитывала молниеносно поразить юношу, а потом присоединиться к своим людям и раствориться вместе с ними во мраке ночи.