Папа одевает на меня шлем.
– Да зачем? – поднимаю я брови. – Зачем нам шлемы? Вроде с неба камни не падают.
– Видишь ли, я обещал маме.
– Её здесь нет, – шепчу я.
Он передаёт мне пару кожаных перчаток и шепчет в ответ:
– Я ж пока в своём уме и не собираюсь злить маму-медведицу.
Он улыбается и протягивает мне крем от загара.
Я закатываю глаза.
– Она всего лишь хочет, чтобы мы были живы-здоровы.
Он достаёт спрей от загара и обрабатывает каждый обнажённый участок, будто мама стоит рядом.
Благодаря постоянным усилиям мамы оградить меня от всех опасностей, я чувствую, словно меня поместили в наглухо запаянный целлофановый пакет. А когда я с папой, у пакета будто надрывают уголок.
Берём по молотку и ведёрку. Папа ведёт меня к тенистому ущелью. Он подходит к крутому склону и наклоняет голову в одну сторону, потом в другую.
– Кажется, здесь.
Он смотрит на меня, и я пожимаю плечами.
– Мм, геология.
Он подмигивает.
– Когда-нибудь ты даже не будешь смотреть на неё, как на науку.
Он поднимает молоток.
– Может, даже… полюбишь.
Я кусаю губы и отворачиваюсь, чтобы скрыть усмешку. Не пройдя и полкилометра от входа в парк, я сажусь на землю рядом с отцом и вытаскиваю бутылку с водой, глотая, будто ходила по горам целый день. Папа постукивает молоточком, исследуя площадку десять на десять сантиметров. Потом останавливается и смахивает пыль пальцем, выдалбливая камень по периметру, пока он не выходит свободно. Он стирает грязь с поверхности камня и, усмехаясь, осматривает его, как драгоценную реликвию.
Я ставлю бутылку с водой и смахиваю рукой в перчатке многолетний шлам.
– А про этот что скажешь?
Я поднимаю белый камень.
Даже сквозь грязь его поверхность необычно сверкает.
– Кварц, – говорит он. – Но не отвлекайся. Мы пришли за яшмой.
Он достает из кармана с десяток круглых бусин и выкладывает на земле рядком. И поднимает тёмно-красный камень, который только что выкопал.
– Когда этот отполируют, он хорошо впишется к остальным.
Я рассматриваю смесь бусин.
– Они все разные.
– У каждого куска яшмы свой дух. Камень сам откроет, кто он.
– Но он не похож на другие.
Он достаёт его снова и поднимает к свету. Алый камень прорезает жёлтая жилка. Красный оттенком похож на камень, который он положил в ведёрко.
– Они и не должны быть одинаковыми, камни ведь дополняют друг друга. Различия только красят общую картину.
Грохот шин по немощёной дороге эхом отдаётся в ущелье. Мы оба одновременно оборачиваемся на шум и видим, как по выложенной гравием дороге несётся грузовик.
– Я думала, знак указывает, что проезда нет.
– Так и есть, – щурится папа. – Не так уж многие сюда приходят. Очевидно, собиратели сами устанавливают правила.
Из обеих дверей грузовика выходят мужчины в жёстком новом камуфляже и брюках в тон.
Папа кивает в их сторону, но они слишком заняты, смеются над чем-то, чего нам не слышно.
Они открывают дверцы у заднего сиденья и достают большие девятнадцатилитровые вёдра. Папа качает головой и, наклонившись ко мне, говорит одним уголком рта:
– Великие охотники за камнями.
Я хихикаю.
Мужчина повыше в старомодной бейсболке идёт прямо к ближайшему склону. Он не вертит головой, подыскивая местечко, где копать. Вместо этого он проводит сканером по поверхности холма, пока не раздаётся сигнал.
– Нашёл!
Он отступает, пропуская второго, приземистого и коренастого, который держит что-то похожее на папину электродрель. Тот нажимает на кнопку, и эта штуковина с жужжанием оживает. Коротышка подходит к указанному сканером месту и дрелью вгрызается в камень.
Через несколько секунд он копается в отходах и кричит:
– Бирюза!
Папа вздыхает.
– Раньше разбивать участки можно было лишь по особому разрешению.
– А теперь?
– Гм, теперь? Никому нет дела до этих скал.
– Если никому нет дела, почему мы сюда шли пешком? Почему не въехали, как они? Не взяли с собой сканер и механическую лопату? Вообще всё, что нужно.
Он удивлённо поднимает брови.
– Потому что мы не такие.
Он обнимает меня одной рукой, притягивая к себе, и черпает полную пригоршню земли. Потом разжимает руку. Земля сыплется сквозь пальцы, падает на траву, часть уносится ветром. На ладони остаётся только крохотный серый камень.
– Нужно чувствовать землю. Ощущать дар, которым она с тобой делится.
Его речь напоминает мне Литу и её мысли о еде.