Бен наклоняется к Хавьеру.
– Я понимаю, что тебе немножко страшно, но, пока я здесь, буду заботиться о вас обоих.
Бен отодвигает защёлку на пустой капсуле. Крышка с чавкающим звуком открывается.
– Видите, как сканер МРТ в кабинете врача.
– А кто поместит в них вас? – спрашивает Хавьер Бена, показывая на капсулу.
Мама обнимает его за голову, закрывая ладонью рот.
– Извините, – говорит она. – Он не понимает.
Бен склоняется над Хавьером.
– У нас самая крутая работа в мире. Мы проживём всю жизнь на корабле, путешествуя в космосе.
Бен машет рукой.
– Ты же видел, какой у меня замечательный новый дом?
Хавьер кивает.
Он прав. По-моему, это лучше, чем умереть на Земле. Но в парке Бена не почувствуешь запаха цветов пустыни после дождя. Огромный экран над головой может показать дневное и ночное небо, но на нём не увидишь вспышки молнии, не услышишь раскатов грома. Вид тёмной пустоты космоса не сравнится с оранжевыми и красными всполохами при восходе и закате солнца у гор Сангре-де-Кристо там, дома.
Бен продолжает:
– Я даже помогал людям на первом корабле заснуть перед взлётом. Там были строители, фермеры… много детей. А когда ваш корабль совершит посадку на Сагане, они будут готовы к… – он постукивает по лбу Хавьера, – науке, которую несёт наш корабль.
Я вспоминаю ещё об одном корабле, который мы видели по пути сюда, и думаю, сколько на нём путешествует детей с родителями.
Бен подаёт маме пластиковый пакет и достаёт ширму для переодевания. Пока мама помогает Хавьеру переодеться, Бен приглашает папу подойти поближе к капсуле. Он понижает голос и меняет тон, словно уже сотню раз сегодня говорит одно и то же:
– En Сognito немедленно погружает органы и мозг в сон. Гель постоянно сохраняет ткани, удаляя стареющие клетки и отходы. Он не только обеспечивает питание и кислород, необходимые организму для длительного пребывания в стазисе, анестетик в его составе подавляет чувствительность нервных окончаний, доводит температуру до комфортной после пробуждения.
Папа делает глубокий вдох.
– Понимаю. Благодарю вас.
Бен быстро меняет тему, и его голос приобретает обычное звучание.
– И, – он смотрит на планшет, – у меня уже есть программы En Cognito и для Хавьера, и для Петры. Стандартный набор с упором на ботанику и геологию.
– Круто, – говорит папа и поднимает большие пальцы.
Я закатываю глаза. Мне, по крайней мере, не придётся на самом деле слушать лекции, ведь прибор En Cognito, что погружает нас в сон, также запрограммирован внедрить эти темы прямо в мозг. Когда прибудем на Саган, я стану таким же специалистом, как мама в ботанике и, как папа в геологии. Хотя очевидно, что самое интересное – не это.
Изучив фольклор и мифологию, и с историями Литы в запасе, у меня будет возможность убедить маму с папой, что мне суждено стать сказочницей. Но, как сказала Лита, истории должны стать моими собственными.
Хавьер выходит в чёрных плавках, словно собирается на пляж. Когда мама отдаёт Бену пластиковый пакет с одеждой Хавьера и его любимой книгой, папа берёт его на руки и обнимает.
Мама гладит Хавьера по спине, а он смотрит на открытую капсулу.
– Я хочу домой, – хнычет он. – Пожалуйста, поедем домой.
Мама освобождает Хавьера из объятий отца.
– Ты всего лишь ляжешь спать.
У Хавьера перехватывает дыхание. Он с трудом сдерживает слёзы. Мама сажает его в капсулу, все ещё не размыкая объятий.
Мне хочется, чтобы последние воспоминания брата перед погружением во многовековой сон были приятными. Я становлюсь перед ним на колени и прижимаюсь лицом к его щеке. Закрыв глаза, представляю, что моя рука у Литы, а в небо Нью-Мексико поднимается сосновый дым. Держу руку брата, как Лита держала мою, глажу созвездие из родинок на левом большом пальце. На его лице появляется улыбка. Я решаю рассказать ему ту историю, что услышала от Литы в последнюю ночь, проведённую у неё, ту, которая меня успокоила. Тихо и терпеливо начинаю.
– Знаешь, звёзды – это молитвы бабушек, мам и сестёр… – Хавьер сопит мне в ухо, и я продолжаю: – За детей, которых они любят. Каждая звезда полна надежды.
Я сажусь и показываю на небо:
– Y cuántas estrellas hay en el cielo?[10]
– Сколько на небе звёзд? – повторяет он, открыв глаз, чтобы посмотреть на потолок, словно представляет ночное небо. – Не знаю, – подумав, отвечает он.
Я наклоняюсь поближе и шепчу ему на ухо:
– Cincuenta[11].
Он улыбается, вероятно, воображая бечисленное количество звёзд.