— Колин!
— Да, дорогая?
— Я не возражаю, когда ты часами говоришь со мной о своей жене. Я понимаю твои проблемы. Я ей даже сочувствую. Но ты совсем свихнулся, если считаешь, что я могу обсуждать с тобой какую-то войну, которая кончилась задолго до моего рождения.
— Но ведь это же было величайшее морское сражение! Оно положило конец японским победам на море и продемонстрировало всему миру, что авианосцы являются главным ударным оружием в морской войне!
— Я сейчас зарыдаю! Клянусь, я зарыдаю так громко, что меня услышат на Мэйфэйр!
— Да ладно тебе! — Он отошел от макета и присел на край кровати.
— Ты умная девушка во всем, кроме морских сражений. Поэтому я должен довести до твоего сведения факты. А факты таковы: я люблю свою жену. А ты мой друг.
— Но ты же меня любишь!
— Пожалуйста, дорогая…
— Все время, которое ты мог бы провести с женой, ты проводишь со мной, и ни разу не пытался провести его с другой женщиной, верно?
— Ты в этом уверена?
— Абсолютно. Женщины это чувствуют.
— Каким образом?
— Потому что ты был воспитан во Франции. Кто, кроме француза, не удовлетворится двумя женщинами одновременно? И вообще, зачем человеку больше двух женщин? Когда одна с ним с ссоре, вторая ласкова. И наоборот. Зачем нужен кто-то еще?
— Я не сторонник промискуитета, честное слово. Но не по французским мотивам.
— А почему тогда?
— Потому что мой папаша, будучи уже в годах, настолько хорошо разбирался в женщинах, что даже поставлял самые отборные экземпляры ко двору покойного Эдуарда VII. Если честно сказать, он просто эксплуатировал женщин. Я бы никогда не смог этим заниматься.
— Ты не смог бы этим заниматься, потому что не внушаешь доверия, как твой отец. Ты вообще слабовато выглядишь рядом со своим братом, лордом Глэндором…
— Никогда не напоминай мне о лорде Глэндоре! — Взорвался Колин.
Его родной брат, который мог достойно жить в Клируотер-Хаус, вместо этого содержал низкопробный кегельбан в городишке Бойс, штат Айдахо. Это вызывало у капитана настоящие физические страдания, когда он каждое Рождество получал поздравительную открытку, на которой было изображено одноэтажное строение с неоновой надписью «Кегельбан и бильярдная лорда Глэндора» — фиолетового и оранжевого цветов, а ниже — ядовито-желтым: «С подачей напитков». Это был самый нижний предел падения. Этот болван продал Клируотер-Хаус и оставил его, несчастного сироту, у миссис Гуд, пока из Канады не приехала тетушка Ивенс и не устроила его учеником к мужу своей сестры, виноторговцу.
— А когда ты последний раз спал со своей женой? — не отставала Ивонна.
— Это не имеет значения. Ты же знаешь, что у нас есть определенные разногласия по поводу денег. Я не сплю с ней потому, что она отказывается спать со мной.
— Она фригидна!
— Ха-ха!
— Разве не так? А как она по сравнению со мной?
— Ты хорошо знаешь, что я не обсуждаю эту тему.
— Конечно, нет! Ты всегда был утонченным джентльменом, верно? Но тем не менее, ты ежедневно ей изменяешь. Но это ещё не самое страшное. Ты и мне изменяешь, рассуждая здесь, как ты любишь её.
Он встал и снова подошел к макету ТВД.
— Вся моя жизнь доказывает, — гордо заявил он, — что я не могу никому изменить! Тебе это понятно?
— Нет. Объясните, мой капитан!
— Каким бы я выглядел человеком, если бы проигрывал деньги своей жены и при это не любил ее? Кем бы я сейчас был, если бы её папаша не подарил мне эту виноторговую фирму, которая позволила мне купить тебе все это? — он обвел рукой комнату.
— Ты был бы тем, кто ты есть.
— Нет!
— А в чем дело? Я люблю тебя таким, какой ты есть. Разве ты этого не знаешь?
— И кто я, по-твоему?
— Ты — большой ребенок, который играет в игрушечные кораблики на размалеванной доске. Ты — великовозрастный младенец, воображающий, что мог бы стать благородным милордом, если бы не подкачал его вульгарный братец. Ты — инфантильная личность, помешанная на всяких глупостях, вроде морских сражений, но ты — добрый и хороший человек. Именно это и удерживает тебя от окончательного падения.
— Если бы я поверил тебе, что ты действительно так обо мне думаешь, я бы бросил тебя.
Он отвернулся и начал переставлять модели кораблей. Ивонна с глазами, полными слез, взяла свой саксофон и завела необычайно печальный пассаж «Плач Люцифера» из «Ночи на Лысой Горе».
8