Как-то поздно вечером Толя убирался в мастерской. Под верстаком, перекладывая мешки с гипсом, он обнаружил дверцу со знакомым замочком. Находка расстроила его, и он сразу завалил её мешками.
Дома за ужином в ожидании пока в пластиковой коробке завариться лапша, Толя гипнотизировал кухонное окно и обратил внимание, что осень необычайно упорно держалась на плаву. Уже начало декабря, а ощущения снега нет. Казалась, осень уснула, забыв перелистнуть последнюю страницу.
Сглотнув двойную порцию лапши, Толя долго не мог уснуть, пучило живот. А едва задремал, его разбудил скрип качелей. Они тоскливо скрипели и скрипели в тишине уходящей ночи.
«Кто же качается так поздно? – думал Толя – Домой не пускают, что ли».
Он встал и выглянул за штору. Человек в сером плаще, как привидение, уныло мелькал в полумраке двора. Толя отступил в комнату и перевел дыхание. Скрип прекратился. Когда он выглянул, на качелях было пусто.
На работу Толя прибежал первым и, не дожидаясь вечера, полез под верстак. Долго он не мог попасть ключиком в замок, один раз даже уронил его на пол и искал в мусоре. Наконец открыл и вполз. Утробное тепло, знакомые запахи и далекие голоса чуть успокаивали, к тому же Толя знал, чего хотел.
Прислушиваясь, на четвереньках он добрался до решетки. В предрассветной мгле серый плащ человека на качелях казался клочком тумана. Толя смотрел, не мигая, и вслушивался – незнакомец что-то бормотал. Потом он замолчал и вдруг негромко, но внятно произнес: «Ты здесь и сейчас, я везде и всегда. Скоро мы встретимся». Это сломило Толин дух наблюдателя, не в силах сдержать дрожь, он отступил.
В мастерской заливался телефон. Спотыкаясь, Толя подскочил к трубке, уверенный, что звонит Белов, не оставлявший надолго без внимания своих разношерстных непоседливых подопечных.
– Что он сказал? – произнес бесстрастный голос Сфинкса.
– Что происходит?! – крикнул Толя. – Я что подопытный кролик?! Чем меня пичкают? Наркотики? Куда вы их сыпете?! В лапшу, что ли?
– Пока ничего не происходит, – успокоил Сфинкс. – Что он сказал?
– Он что-то бормотал, я услышал только одно: «Ты здесь и сейчас, я везде и всегда, и мы скоро встретимся». Что это значит? Про кого это он? Кто с кем встретится?
Трубка ответила гудками.
– Ты с кем это здесь разговариваешь? – спросил вошедший Белов.
– С доктором! Всё! Наработался за гроши! Шабаш! Отравился дошираком! Загнусь – за всё ответите!
Плюнув на работу, уверенный, что Белов со Сфинксом одна шайка, Толя побежал домой. На улице он увидел, как птицы сорвались с крыши и пролетели вдоль проводов, словно обезумевшие ноты. Слух даже уловил обрывки трагичных звуков первой симфонии Малера.
– Что за бесконечная осень в декабре?! – в сердцах воскликнул Толя. Но беспокоило другое, он думал: «Что происходит, господи? Кто глумится надо мной? Когда это кончится?»
Толя скрипел мозгами, стараясь связать в цепочку корпорацию КСИ, свои сценарии, прогулку в парке, человека в сером плаще, его немногословные реплики, свое подавленное состояние, дверцы и Сфинкса с ключом от них. Лихорадочные размышления сводились к одному: игровые автоматы – это куча денег.
– Что с того? – спрашивал Толя себя. – Причем здесь я? Где я и где куча денег? А может у меня получилось что-то гениальное?
Дома первым делом он стал пересматривать сценарии. Ничего особого не заметив, кроме того, что от всей работы веяло декадансом, он еще раз убедился – надо быть не в себе, чтобы всерьез её принять. Описание игры, бонусы и призы были безжизненны. Тем, кому игра адресовалась, она не оставляла и проблеска надежды. Это был бред неудачника. В чем же дело? Внимание Толи задержалось на женщине, скрывавшейся за бонусной царевной-лягушкой. Откуда взялась картинка, он не помнил, но вот женщина была как живая. Со стрелой во рту, поджав ноги, она, казалось, готова в любой момент выбраться наружу и начать игру.
«Но вот какую?» – строго спросил кто-то внутри Толи.
Он чихнул в ответ.
На следующее утро Толя вернулся к Белову – несколько дней его не беспокоили. Изнурительная работа заставляла принять случившееся как агонию этого мира. Толя был уверен, что на нем испытали какие-то новые препараты, как в шестидесятых на обывателях испытывали ЛСД.
Серым дождливым декабрьским днем Белов был не в настроение. Он материл рабочих, ползавших как черепахи. Потом долго решал, кого отправить на установку нового витража.
– Ну что, тупые ленивые упыри, – твердил Белов, – не хотите работать, а хотите деньги получать. Да мне от вас больше убытка, чем пользы.