Выбрать главу

С психологической травмой помогло справиться неожиданное увлечение. Чтобы убить время, Петров смотрел много фильмов и еще больше читал. Однажды ему в руки попал переводной исторический роман под названием «Фараон». Тема Древнего Египта так заинтересовала его, что он накупил через Интернет целую кучу художественной и научно-популярной литературы, посвященной истории Египта. Интерес помог ему преодолеть жесточайшую депрессию и суицидальные настроения.

Получив в свое распоряжение весь обширный домашний подвал, Петров превратил его в своеобразную «машину времени», переносящую его во времена фараонов. Он воссоздавал там далекое прошлое. Не в переносном, а в прямом смысле.

Для начала Петров решил разгадать тайну папируса, на котором, как известно, писали и рисовали египтяне. Это был легкий, пластичный и прочный материал, куда более удобный, чем громоздкие месопотамские таблички из глины. Он отлично держал краски, а кроме того, его можно было свернуть в рулон, удобный для ношения и хранения. Без папируса не было бы тех причудливых иероглифов и рисунков, которые дошли до нас во всем своем разноцветном великолепии.

Делали папирус из особого тростника, обильно произраставшего когда-то в долине полноводного Нила. Много столетий он верой и правдой служил людям в качестве незаменимого материала для рисования и письма, пока человечество не придумало более дешевую и простую в изготовлении бумагу. В результате этого изобретения папирус стал ненужным и технология его производства оказалась утеряна.

Но Петров решил сделать папирус собственными силами. Он выяснил, что тростник необходимого качества произрастает в Эфиопии. В свое время именно из этого материала была построена знаменитая лодка «Ра» Тура Хейердала. Петров заказал и оплатил доставку тростника в Спрингфилд, а сам, перелопатив кучу книг, восстановил все стадии изготовления папируса.

Работой он занимался, уединившись в своем подвале, где светильники очень удачно имитировали естественный солнечный свет. Нарубив несколько охапок полуметровых кусков стеблей от основания и выше, Петров нареза́л их вдоль тонкими пластинами, а затем отправлял на трое суток мокнуть в воде. Вынимая стебли из емкости, он тщательнейшим образом отжимал их специальным валиком с рукоятками. Следующий этап состоял в повторении процедуры, но на этот раз тростинки замачивались на сутки. И наконец, когда отжатые пластины были в третий раз положены в воду, они уже не плавали, а опустились на дно.

Снова выдавив из них всю влагу до последней капли, Петров приступил к процессу изготовления папирусного листа.

Несколько раз в подвал напрашивались родители, но он никого и близко не подпускал к своему святилищу. Случалось, в гости заходили одноклассники и даже та королева школьного бала. Петров никого из них не хотел видеть. Он не верил в искренность товарищей. Считал, что они стремятся покрутиться рядом, чтобы их не обвинили в том, что они отвернулись от урода, которым он стал. Петров не собирался облегчать им существование, избавляя их от угрызений совести. У него имелись собственные проблемы. Ему было только семнадцать, а его уже вычеркнули из нормальной жизни, превратив в затворника и изгоя. Что ему было делать там, снаружи? Ловить на себе напуганные и сочувственные взгляды? Видеть, как от него шарахаются женщины и дети? Нет, уж лучше сидеть в подвале и заниматься любимым делом.

Гоня от себя посторонние мысли, Петров расстилал на столе кусок мягкой кожи, а поверх нее — кусок хлопчатобумажной ткани. На эту ткань он укладывал внахлест два слоя папирусных пластинок — сначала продольный слой, потом, так же аккуратно, — поперечный. Сверху снова расстилались ткань и кожа, после чего заготовленный многослойный «сэндвич» отправлялся на двое суток под тяжелый пресс. Причем ночевал Петров в подвале, чтобы каждые шесть часов менять влажную ткань на сухую. Под конец были заменены и куски кожи, а у Петрова получился большой гладкий лист, который тоже отправился под пресс.

Он изготовил десять таких листов папируса, а потом долго не мог решить, что нарисовать и написать на них. Идея пришла во сне. Петрову приснилось, что он — фараон, обозревающий свои владения откуда-то из заоблачных высот. Утром Петров засел за рисование с набором кистей и красками. Сверяясь с репродукциями изображений из древнеегипетских храмов и гробниц, он рисовал сцены из жизни египтян.