пать. Мужчины же продолжили не спеша поглощать пищу и в пол голоса, будто-бы нехотя переговариваться друг с другом. После того как мы осушили ещё по одной оловянной рюмке, а никакой лучшей посуды для коньяка у Капитона Ерофеича не нашлось, я спросил у Воронова: - А не расскажете ли по подробнее, любезный Владимир Алексеевич о том мёртвом колдуне что якобы ночами выходит из могилы? - Воронов снова поморщился: - Не понимаю, барон, отчего вас так заинтересовала такая безделица. Это всего лишь пустые бредовые измышления. Не более чем народный фольклор. - Но всё же? - В ответ русский внимательно посмотрел на меня словно пытаясь понять чем вызван мой столь настойчивый интерес. - Ну... если вы, барон, такой охотник до мистических историй, то хорошо, расскажу всё что знаю. Неделю назад умер старик Пахом. Был он уже очень старый, лет девяносто не менее, точно его возраста никто не знает. Жил он на хуторе один, никакого хозяйства не вёл, даже скотину в последние годы не держал. Раньше, вроде-бы он коз разводил и ещё какую -то живность. Но в основном этот Пахом зарабатывал себе на жизнь другим способом: Травами и заговорами он лечил скотину. Иногда и людей если они к нему обращались... Зубы там зашёптывал, ревматизм, постродовую горячку. Предсказывал судьбу, искал потерянные вещи и заблудившихся животных. А ещё он на заказ амулеты всякие делал, заговаривал их на удачу. В общем делал всё то, что обыкновенно и должен делать деревенский колдун в простонародном представлении. Но человек он был крайне скрытный, нелюдимый и высокомерный и оттого очень неприятный. В народе ходили слухи что он с чёртом знается, порчу на людей наводит и молоко у коров ворует. То есть чёрной магией занимался. Ещё, якобы, по молодости клады какие-то искал и осквернял древние могилы. Одним словом, промышлял презренным ремеслом скудельника. Обычно такие небылицы простолюдины сочиняют про любого человека чей образ жизни хоть немного отличается от общепринятого в их среде. И вот упомянутый старик Пахом вдруг взял да и умер. Умирал он тяжело, говорят, целую неделю мучился. Проклинал всех вокруг себя и безбожно матерился... то есть ругался очень грязными словами, - пояснил Воронов. - Соседи хоть и боялись его, но чтобы облегчить ему переход в иной мир разобрали у старика крышу в доме. Это суеверие такое: когда колдун или колдунья умирают, то чтобы облегчить их страдания в их доме разбирают крышу. Ну помер Пахом и помер. Похоронили его как и положено для колдуна отдельно, на неосвящённой земле и без отпевания. Камней говорят на его могилу навалили, чтобы значит не вставал... Теперь вот, уверяют что не помогло, - невесело усмехнулся Владимир Алексеевич. - Ну а дальше начались просто форменные чудеса: Якобы первым его увидел пьянчуга Гордей Агеев. Мужик дрянной, хозяйство запустил, жену и детей колотит, при каждом удобном случае норовит напиться. Да всё за чужой счёт. - Агеев - мужик дрянь! Совсем дрянь! ... собачий! - не трезво выкрикнул Васька-лопарь. Хотя мы разговаривали то по-французски, то по-немецки, но он видимо просто услышал знакомое ему имя. - Вот именно, - усмехнулся Воронов. - Этот самый Агеев, как всегда пьяный, уже в темноте шёл к себе домой. Шёл он от местного священника отца Никодима. Тот, перед этим нагнал самогона, ну и пригласил Гордея, так сказать, на дегустацию. - О, да! - заулыбался Васька. - Батюшка Никодим - человек хороший. - Самогон очень хороший гонит. - Он что, понимает нас? - удивился я. - Да ни в коем случае, - отмахнулся русский. Просто реагирует на знакомые имена. Ведь Васька тоже не раз выпивал с отцом Никодимом. Тот и окрестил его в православие. И потом у саамов так принято: если он сидит за столом то хочешь-не хочешь а обязан поддерживать разговор. Так вот: возвращался Гордей Агеев от отца Никодима и вроде как увидел старика Пахома. Якобы тот шёл ему навстречу со стороны кладбища где и был похоронен. Мёртвый старик, по его словам, был одет в саван, а глаза его горели как угли. Под ногами же у него клубился туман, так что со стороны казалось что он не идёт а словно бы плывёт над дорогой. Увидев Гордея Пахом зарычал и набросился на него. Бедный пьянчуга припустил со всех ног, и сам не помнил как вновь оказался в доме отца Никодима. Ну и поскольку дом священника располагался рядом с церковью а значит находился на освящённой земле, то потусторонней нечисти туда вход закрыт. Так вышеупомянутый Агеев вместе с отцом Никодимом и просидели до утра, дрожавши от страха и заперевшись на все засовы. Батюшка Никодим хоть и пьян был вусмерть, но мигом сообразил что надо делать. Сразу окропил святой водой все окна, дверь и порог. Ну и видимо от страха, они вместе с попадьёй приговорили почти что целую четверть самогона. Сидевший рядом извозчик Ермолай казалось старательно вслушивался в наш разговор. Но поскольку мы ни разу не перешли на английский он очень мало чего мог понять. Тем не менее, извозчик сидел очень бледный и часто крестился. Васька-лопарь напротив, осушив несколько кружек самогона сидел улыбаясь и время от времени повторяя: - Агеев - мужик дрянь, х... собачий! Отец Никодим - хороший, самогон хороший гонит. Мно-о-о-го гонит. - Ну, примерно так вот, - продолжал Воронов. - А когда Гордей очухался, то принялся всем подряд рассказывать о своей ночной встрече. И с каждым разом рассказ его преобретал всё более страшные и зловещие детали. Якобы изо рта деда Пахома шёл дым, во рту у него блестели острые клыки, а на пальцах выросли когти как у зверя! В общем навыдумывал Гордей всякую чепуху. « Ах Владимир Алексеевич, Владимир Алексеевич, - подумал я, - как жаль что я не могу рассказать вам всё то что знаю. Но боюсь очень скоро вы убедитесь что это далеко не чепуха». - Между тем, русский продолжал свой рассказ: - Превратился значит дед Пахом в вурдалака - то есть в мертвеца встающего из могилы по ночам и пьющего кровь живых людей. Ещё их в нашем фольклоре называют упырями или заложенными покойниками1. Вот почему все его так боятся. Я уж не знаю как объяснить им, дурням невежественным, что всё это дикий запредельный бред. Да и надо ли объяснять? Ведь всё равно не поверят! Вы помните как наш хозяин заставил Ермолая перекрестится? Это потому что, по народным поверьям вурдалак может принимать облик любого человека. И не только человека. Считается что он может навести морок и предстать так же в виде животного, какого-либо предмета или целой группы людей. Но ни одна нежить не может вынести крестного знамения, и любой морок от него тут же рассеивается. Вот такие дела, барон. Агееву поначалу никто не поверил. Человек он пустой, постоянно пьяный, а с пьяных глаз как известно ещё не то может померещиться. Посмеялись все над ним от души, но только на этом дело не закончилось. Уже на следующий день одна старуха живущая на краю села тоже принялась всем рассказывать что ночью к ней явился умерший дед Пахом. Будто-бы он стучался к ней в окно и просил дать ему свежего мяса. Иначе, он грозился разорвать старуху и выпить её кровь. Говорил что очень ему свежей кровушки хочется. Старуха перепугавшись окропила всю избу святой водой, взяла из Красного угла икону и поставила её на окно. Но Пахом ещё долго, до самого утра, стучал, клацал зубами и просил впустить его. Как видно страшный слух пущенный пьянчугой оказался заразительным. Ну а дальше слухи стали разрастаться буквально как снежный ком. Кто-то из мужиков будто бы снова видел Пахома. Теперь он сидел на крыше своего дома и кричал подобно мартовскому коту. У мужика Прохора не весть кто, прямо на дворе убил собаку. Разорвал ей горло. Наверняка это сделал забредший в село волк, но и данное происшествие общественная молва приписала мёртвому колдуну. Теперь уже никто не смеялся над Агеевым. Теперь окрестные сёла и хутора обуял страх. Ну да вы, барон, сами всё видели - вон сколько чеснока везде понавесили. Попы в окрестных деревнях устали воду освящать. Я понимаю что всё это напоминает коллективное помешательство, но что делать? - пожал он плечами. - В некоторой части нашего народа ещё сильны древние суеверия. - Скажите, а кроме этого вашего Агеева и той старухи кто-нибудь ещё наблюдал явления деда Пахома? - спросил я. - А как же! У страха как известно глаза велики. У ещё одного мужика по имени Адриан... фамилию я не помню, два дня назад корова пала. Наверняка её тоже волки