так и продолжал сидеть в своей коляске. Толпа рванулась вперёд и в мгновение ока разбросала оставшиеся камни. Затем наступил черёд лопат. Работали в полном молчании. Слышен был только лязг впивающегося в землю металла, шум отбрасываемых комьев земли, и надсадное сопение копателей. Лишь иногда начинала голосить какая-нибудь особенно впечатлительная баба. Наконец, несколько мужиков кряхтя от натуги зацепили верёвками и вытащили на поверхность дешёвый сосновый гроб. Капитон Ерофеич, ни секунды не церемонясь, ударом ноги сбил с него крышку. Вновь раздались истошные женские вопли и часть народа, в страхе, отхлынула в сторону. Тело колдуна лежало вытянувшись во весь рост и со сложенными на груди руками. Седые длинные волосы, седая и тоже очень длинная борода, узкое, бледное лицо с крупным крючкообразным носом, а так же густые кустистые брови делали его похожим на классический облик колдуна, друида или языческого волхва. - Ну что, головы чугунные! - крикнул Воронов обращаясь к сгрудившимся вокруг крестьянам. - И какой из него упырь?! Обычный мёртвый старикан! Где у него клыки?! Где, я вас спрашиваю?! - торжествующи произнёс он указывая на труп. Но вдруг русский вздрогнул, и произнеся крепкое ругательство резко отпрянул в сторону. Под воздействием редких солнечных лучей тело вурдалака стало подёргиваться. Так же начали сокращаться мускулы лица. Труп словно гримасничал: морщил щёки, уголки рта, крылья носа... - Чёрт возьми, что это?! - прохрипел Воронов окончательно сбитый с толку и не понимающий, как только что увиденное можно объяснить с точки зрения науки. - Это вампир, Владимир Алексеевич. Обыкновенный вампир, он же вурдалак, упырь, стригой... ну и так далее. - Между тем «мёртвое» тело Пахома вдруг издало тихий, но явно слышимый стон. Ярко-красные губы упыря чуть приоткрылись, обнажив два влажных и острых клыка. - А вот и клыки о которых вы кажется спрашивали, - кивнул я на терзаемое дневным светом тело неупокоенного мертвеца. Труп снова застонал и чуть приподнял веки. На нас с Вороновым глянули красные словно угли, горящие ненавистью глаза. Тело начало источать удушливое зловоние, и от него повалил дым. Если-бы на небе было яркое солнце, то процесс разрушения нежити протекал бы намного быстрее. Но на наше несчастье серое утреннее небо было всё затянуто густыми облаками, сквозь которые проникали лишь очень редкие лучи солнца. - Почему он дёргается? Он же не может быть живым? - недоумевал мой русский приятель. - Да какого чёрта здесь вообще происходит?! - Ладно, надеюсь, что вы видели достаточно, - сказал я и вынул из футляра кинжал. Стараясь не испачкаться о измазанный в глине гроб, я приблизился к извивающейся и дымящейся твари и вонзил своё оружие ему точно в сердце. Извергнув из себя последний хриплый стон, труп дёрнулся и лишившись своей некротической энергии затих навсегда. - Вот теперь дело закончено, - кивнул я в сторону стоявшей молча толпы. - Теперь это просто труп. Можете его снова закапывать. - Дрожащим голосом Воронов перевёл им. - Закончено, да не до конца, - усмехнулся Капитон Ерофеич. - Может для вас немцев этого достаточно, а для нас нет. Подойдя к изголовью гроба, он нанёс два удара топором, а затем поднял за длинные седые волосы голову колдуна. Толпа сразу загудела, а Воронов замахал руками и отвернувшись согнулся в поясе. Его начало сильно рвать. - Понимаю, понимаю, - участливо кивнул я. - А вы действительно участвовали в боевых действиях? - Идите вы к чёрту, фон Хагендорф! - ответил он, извергнув на землю содержимое желудка. - Я офицер, а не мясник! - Между тем накрыв крышкой гроб с обезглавленным телом старика Пахома, мужики вновь спустили его в могилу и принялись засыпать землёй. Развесёлый отец Никодим достав из саквояжа паникадило и куски ладана, видимо готовился совершить обряд «Запечатывания могилы». Только Капитон Ерофеич был занят совершенно другим делом: Вырыв неглубокую яму и выстлав её изнутри еловыми ветками, он любовно положил в неё растерзанное тельце собачонки предварительно поцеловав его в морду. По щекам этого великана катились вполне реальные слёзы. Возвращаясь назад на постоялый двор, Воронов всё время молчал. Он был настолько потрясён недавним зрелищем что никак не мог собраться с мыслями. Конечно я вполне его понимал. Ведь то что ему довелось увидеть собственными глазами никак не соответствовало его научному мировоззрению. - Послушайте, фон Хагендорф, - наконец произнёс он. - А что если старик Пахом вовсе не умирал? Вдруг он находился в неком состоянии наподобие летаргического сна? Могло же случиться такое? А необразованное мужичьё посчитав его мёртвым поспешило похоронить? Тогда всё совпадает. - Но вы же видели клыки у него во рту! - Ну мало ли... Возможно нам это только показалось... Может быть у него при жизни были крупные зубы, которые теперь показались нам клыками. А может имела место какая-нибудь деформация дёсен, от которой зубы казались больше чем они есть. Но тогда... получается, что мы только что совершили убийство?! - Знаете что, господин Воронов, я понимаю как вам трудно расставаться со своим устоявшимся реалистичным научным мировоззрением, но не верить собственным глазам - это уж слишком! - не выдержал я. * * * В Архангельск мы прибыли около трёх часов по полудни. Мои товарищи начали уже беспокоиться столь долгим моим с Гельмутом отсутствием, что даже планировали начать наши поиски. Поэтому мы были встречены весьма радостно. Представив господина Воронова прочим членам нашей маленькой компании, я сразу же стал выяснять как идёт подготовка к экспедиции. Оказалось, что всё уже готово. Прохоров и Сысой Потапович поставили нам все необходимые припасы и нашли превосходную шхуну с опытной командой. Обошлось конечно это очень недёшево. Фергюсон и Дитрих которые в моё отсутствие занимались снаряжением экспедиции, отрапортовали что почти всё уже погружено. Разве только наши олени ещё находились в порту, в специальном загоне. Сысой Потапович особенно похвастался что нашёл для нашего плавания не коч местного изготовления, а самую настоящую шхуну. Я тоже обрадовался было этому факту, но Воронов вмиг объяснил мне что это снова происки мироеда Прохорова, или господина П три, как он его называл. Оказывается, нанять шхуну стоило как минимум в двое дороже чем коч. А для плавания по Белому морю с его льдинами, гораздо лучше и безопаснее подходило именно местное поморское судно. Все члены нашей маленькой экспедиции весьма радушно и даже с большим энтузиазмом приняли в свои ряды господина Воронова и Ваську-лопаря. Исключение составил лишь Фергюсон. Мрачный ирландец вновь что-то пробурчал о том, что привлечение случайных людей, не состоящих в «Братстве» угрожает сохранению необходимой секретности нашего предприятия. Думаю, он всё ещё не смирился с тем что руководство экспедицией поручено не ему. Я даже начинаю опасаться возможных проблем связанных с этим человеком. Вернее, с его амбициями. Зато наш итальянский юноша кажется проникся к Воронову самой горячей симпатией. Он постоянно расспрашивает русского о том месте куда мы направляемся и вообще о жизни в России. Несчастного Рафаэлло просто распирает желание рассказать его новому русскому другу о «Братстве», борьбе с потусторонними силами и о том, кто мы на самом деле такие. Но пока ему это строжайше запрещено. До тех пор, пока мы полностью не убедимся в том, что нашему русскому другу можно доверять, и пока он не даст обещания держать всё открытое ему в строжайшей тайне, ни о какой излишней откровенности не может быть и речи. Воронова мы будем вводить в курс дела постепенно, и конечно, без разрешения дона Алонсо, сможем ему рассказать не так уж много. В конце концов всё что касается «Братства», это не моя тайна. Случай произошедший с нами в корчме Капитона Ерофеича очень сильно повлиял на нашего русского друга. Что делать - крах устоявшейся картины мира, никогда не проходит без сильнейших душевных потрясений. Уже два дня он ходит мрачный и очень задумчивый. Даже навязчиво-дружелюбное расположение Даванцати не может вывести его из этого гнетущего состояния. Воронов по-прежнему пытается найти приемлемое объяснение для случившегося, и эти его попытки выглядят всё более и более нелепо. Но зато они хотя-бы имеют научный вид. Он перебрал всё: и злобный розыгрыш, и галлюцинации, и коллективный психоз, и ещё Бог знает что. В последний день перед отплытием, господин Прохоров пригласил нас к себе на торжественный прощальный обед. Идти не хотелось, но долг вежливости ещё никто не отменял. Однако Воронов идти наотрез отказался, так что мы отправились вчетвером. Глава 7. Прощальный обед у Прохорова. Макарка Опарышев. Дьявольский план Атаульфа. В роскошной гостиной жарко пылал камин и множество свечей. (А надо сказать что все другие комнаты в доме Прохорова отапливались обычными печами на манер голландских. Камины в условиях Русского севера весьма неэффективны, но Пафнутий Парфёнович по-видимому стремился создать у себя европейский антураж). Рекой лилось вино и бесконечные тосты господина Прохорова с наилучшими пожеланиями. Сам хозяин пил много, но у