него во рту! - Ну мало ли... Возможно нам это только показалось... Может быть у него при жизни были крупные зубы, которые теперь показались нам клыками. А может имела место какая-нибудь деформация дёсен, от которой зубы казались больше чем они есть. Но тогда... получается, что мы только что совершили убийство?! - Знаете что, господин Воронов, я понимаю как вам трудно расставаться со своим устоявшимся реалистичным научным мировоззрением, но не верить собственным глазам - это уж слишком! - не выдержал я. * * * В Архангельск мы прибыли около трёх часов по полудни. Мои товарищи начали уже беспокоиться столь долгим моим с Гельмутом отсутствием, что даже планировали начать наши поиски. Поэтому мы были встречены весьма радостно. Представив господина Воронова прочим членам нашей маленькой компании, я сразу же стал выяснять как идёт подготовка к экспедиции. Оказалось, что всё уже готово. Прохоров и Сысой Потапович поставили нам все необходимые припасы и нашли превосходную шхуну с опытной командой. Обошлось конечно это очень недёшево. Фергюсон и Дитрих которые в моё отсутствие занимались снаряжением экспедиции, отрапортовали что почти всё уже погружено. Разве только наши олени ещё находились в порту, в специальном загоне. Сысой Потапович особенно похвастался что нашёл для нашего плавания не коч местного изготовления, а самую настоящую шхуну. Я тоже обрадовался было этому факту, но Воронов вмиг объяснил мне что это снова происки мироеда Прохорова, или господина П три, как он его называл. Оказывается, нанять шхуну стоило как минимум в двое дороже чем коч. А для плавания по Белому морю с его льдинами, гораздо лучше и безопаснее подходило именно местное поморское судно. Все члены нашей маленькой экспедиции весьма радушно и даже с большим энтузиазмом приняли в свои ряды господина Воронова и Ваську-лопаря. Исключение составил лишь Фергюсон. Мрачный ирландец вновь что-то пробурчал о том, что привлечение случайных людей, не состоящих в «Братстве» угрожает сохранению необходимой секретности нашего предприятия. Думаю, он всё ещё не смирился с тем что руководство экспедицией поручено не ему. Я даже начинаю опасаться возможных проблем связанных с этим человеком. Вернее, с его амбициями. Зато наш итальянский юноша кажется проникся к Воронову самой горячей симпатией. Он постоянно расспрашивает русского о том месте куда мы направляемся и вообще о жизни в России. Несчастного Рафаэлло просто распирает желание рассказать его новому русскому другу о «Братстве», борьбе с потусторонними силами и о том, кто мы на самом деле такие. Но пока ему это строжайше запрещено. До тех пор, пока мы полностью не убедимся в том, что нашему русскому другу можно доверять, и пока он не даст обещания держать всё открытое ему в строжайшей тайне, ни о какой излишней откровенности не может быть и речи. Воронова мы будем вводить в курс дела постепенно, и конечно, без разрешения дона Алонсо, сможем ему рассказать не так уж много. В конце концов всё что касается «Братства», это не моя тайна. Случай произошедший с нами в корчме Капитона Ерофеича очень сильно повлиял на нашего русского друга. Что делать - крах устоявшейся картины мира, никогда не проходит без сильнейших душевных потрясений. Уже два дня он ходит мрачный и очень задумчивый. Даже навязчиво-дружелюбное расположение Даванцати не может вывести его из этого гнетущего состояния. Воронов по-прежнему пытается найти приемлемое объяснение для случившегося, и эти его попытки выглядят всё более и более нелепо. Но зато они хотя-бы имеют научный вид. Он перебрал всё: и злобный розыгрыш, и галлюцинации, и коллективный психоз, и ещё Бог знает что. В последний день перед отплытием, господин Прохоров пригласил нас к себе на торжественный прощальный обед. Идти не хотелось, но долг вежливости ещё никто не отменял. Однако Воронов идти наотрез отказался, так что мы отправились вчетвером. Глава 7. Прощальный обед у Прохорова. Макарка Опарышев. Дьявольский план Атаульфа. В роскошной гостиной жарко пылал камин и множество свечей. (А надо сказать что все другие комнаты в доме Прохорова отапливались обычными печами на манер голландских. Камины в условиях Русского севера весьма неэффективны, но Пафнутий Парфёнович по-видимому стремился создать у себя европейский антураж). Рекой лилось вино и бесконечные тосты господина Прохорова с наилучшими пожеланиями. Сам хозяин пил много, но удивительным образом почти не пьянел. Ещё он много и плоско шутил, всякий раз сопровождая свои шутки могучим раскатистым хохотом. - Желаю вам, господа, найти живым и здоровым вашего товарища и благополучно вернуться обратно, - произнёс он, довольно бесцеремонно разглядывая Катарину сквозь свой бокал. Та же сидела мрачная, и как казалось, равнодушная ко всему что происходило вокруг. Она лишь слегка пригубила бокал с красным вином, и почти не прикасалась к еде. - Но по силам ли такое предприятие для госпожи Катарины? - между тем продолжал Прохоров. - Ведь ваша экспедиция в Русскую Лапландию вовсе не будет напоминать лёгкую прогулку. Там совершенно дикие места где нет никакой цивилизации и царит ужасный холод. Вас ожидают длинные пешие переходы и ночёвки в палатках. Так что забудьте о горячем утреннем кофе что слуги приносили вам в постель. Это будет очень тяжёлое и опасное предприятие. Разумно ли, господа, брать с собой молодую, хрупкую девушку, привыкшую к городскому комфорту? - Произнося эту речь, Прохоров продолжал бросать на Катарину сальные взгляды. Если бы только этот медвежьеподобный ловелас узнал кем является эта хрупкая девушка, и на что она способна, то наверно очень бы удивился! - Не лучше ли госпоже Катарине переждать вас здесь? Зачем ей подвергать себя тяготам полярной жизни? Я готов, за ничтожную плату, выделить ей превосходные апартаменты в моём доме, и предоставить знающую язык прислугу. Или если это предложение не подходит, готов позаботится чтобы у вашей прекрасной спутницы был отличный номер в лучшей гостинице города. - Теперь он не просто разглядывал нашу прекрасную спутницу, он прямо-таки раздевал её глазами. И это мне очень не понравилось! Я чувствовал, что и юный Даванцати находится уже на взводе. Его лицо налилось кровью, а глаза заблестели. Впрочем, это могло быть и следствием обильного возлияния - мальчишка совсем не умел пить, а в России такое могло привести к большим проблемам. - Благодарю вас за заботу, господин Прохоров, - слегка улыбнулась Катарина. - Вы очень любезны. Но человек, для поисков которого организована наша экспедиция - мой муж. И я бы ни за что на свете не согласилась сидеть и ждать здесь, в безопасности и комфорте, зная, что другие ради него рискуют своим здоровьем а может быть и жизнью. - Вот как, муж значит? Ну что ж... - поморщившись недовольно пробурчал Пафнутий Парфёнович. - Но как же он мог оставить в одиночестве такую очаровательную супругу? - хищно улыбнувшись, он показал крепкие и на удивление ровные зубы. - Кстати, господа, а у меня есть для вас ещё один подарок, - поднявшись из-за стола он распахнул одну из дверей и громко позвал по-русски: - Макарка, подь сюды, стервец! Покажи-ка гостям свою харю! - Я ещё раньше решил, что будет лучше если Прохоров не будет знать о моих пусть и весьма скромных, но всё же знаниях русского языка. Вот и сейчас я понял почти все слова, произнесённые нашим хозяином кроме разве-что слова «харя». Сначала я было подумал, что это связано с английским глаголом tо hurry, и Прохоров торопит кого-то. Но потом всё же решил, что неизвестному Макарке предлагается показать нам своё лицо. Почему-то русские часто дают этой части тела разные нелепые, смешные, а то и совершенно безобразные названия. Я уже знал такие слова как: «morda», «riilo», «murlo», «havalnik». В гостиную вошёл молодой, рыжий парень в красной рубахе и синих заправленных в высокие сапоги штанах. Небольшого роста, но очень широкий в плечах, он должен был обладать очень большой силой. Стоило мне только посмотреть ему в лицо как я тут же понял, что ничуть не ошибся. Заодно я ощутил всю глубину и образность русского языка. То, что я увидел никак нельзя было назвать лицом, это была именно ХАРЯ! Круглая и щекастая, усыпанная веснушками и оспинами физиономия парня, казалось несла на себе отпечатки всех возможных человеческих пороков и зверств. На ней красовался маленький будто бы вдавленный вглубь, и зажатый между щеками курносый носик, со слегка вывернутыми ноз