а, которая, слава Богу, не присутствует при нашем разговоре, забравшись на мачту преспокойно прогуливалась вдоль реи. Вот так, господа! Во время сильного ветра и нарушая все мыслимые законы физики! При этих словах мы невольно переглянулись. Да, нашу необычную спутницу было очень тяжело контролировать. - Я буду готов дать вам клятву держать в строжайшей тайне всё во что вы меня посвятите, но перед этим, господа, попрошу выполнить всего одну мою просьбу. - Оригинально, - скривился ирландец. - И что же вы от нас хотите? - В ответ Воронов снял с шеи тонкую золотую цепочку на конце которой висел очень красивый и тонкой работы нательный крест. - Когда-то этот крестик моему отцу подарил сам Серафим Саровский. Благодаря беседам с этим умнейшим человеком своего времени, почитаемого в России в качестве святого, мой отец, тогда ещё совсем молодой гвардейский поручик, не совершил самой страшной ошибки в своей жизни. Благодаря отцу Серафиму он отказался вступить в «Северное общество» и не принял участие в антигосударственном выступлении 14 декабря 1825 года. В результате он прожил долгую и славную жизнь, не запятнав своего имени преступлением против Отечества. Год назад он скончался и этот крест перешёл ко мне. Но это не относится к делу, господа. Считается, что к этому кресту не может прикоснуться ни одна нечисть и ни один человек заключивший союз с Дьяволом. Я конечно всегда считал... да и сейчас считаю, что это просто глупая легенда... Но сейчас я прошу каждого из вас, по очереди, подойти и дотронуться до этого креста. Конечно я не ожидаю что у вас вдруг вырастут рога, или там скажем, копыта, но просто прошу исполнить мою просьбу. - Послушайте, Владимир, - возмутился юный итальянец. - За кого вы нас принимаете?! Мы все здесь католики и верующие христиане! - Тем лучше. Значит моя небольшая просьба не вызовет у вас никаких проблем. Мадам же Катарину я об этом просить не буду. Увы, как мне кажется с ней и так всё ясно. - Отчего же, господин Воронов, я тоже готова сделать это, - вдруг раздался голос девушки, говорившей на очень чистом французском языке. Никто из нас не заметил, как она вошла в кают-компанию. Подойдя к столу, она взяла крест и сжала в своём кулачке. На мгновение на лице Катарины появилась гримаса боли, но только на один момент. Она положила крест и показала всем открытую ладонь. Ни каких следов или ожогов на ней не было. Затем мы все по очереди стали подходить и брать в руки крест Серафима Саровского, а набожный юноша Рафаэлло Даванцати не только сжал его в ладони, но и поднеся к губам поцеловал. - Ну, надеюсь, господин Воронов, этого вам достаточно? Как видите никто из нас не превратился в чудовище. - Вполне, - ответил русский, и тоже поцеловав крест одел цепочку на шею. Затем он выпрямился и произнёс: - Я Воронов Владимир Алексеевич, дворянин, принадлежность семьи которого к дворянскому сословию подтверждена грамотой Ивана III, обещаю держать в тайне всё что вы, благородные господа, соблаговолите мне открыть сегодня, или откроете в последующее время. И пусть Господь Бог будет моим свидетелем. - Отлично, господин Воронов, - кивнул Фергюсон. - А теперь, прежде всего вам следует знать, что все мы, кроме барона фон Хагендорфа, являемся членами католического ордена, именуемого Священным братством Святого Георгия, или в просторечии просто «Братством». Основной целью, ради которой и создавался наш орден является борьба с противоестественными и потусторонними силами, а также препятствование их проникновению в наш мир. - Ну, нечто подобное я и предполагал, - облегчённо вздохнул русский. - Только название у вашего ордена какое-то немного нелепое: тут вам и «священное» и «святого», тавтология получается. - Не думаю. Впрочем, наш орден был основан в 1480 году папой Иннокентием VIII. И тогда такое название вовсе не казалось нелепым. - А господин фон Хагендорф... - Господин фон Хагендорф является лицом обличённым особым доверием со стороны нашего руководства. Он посвящён почти во все дела «Братства», и по существу является нашим сотрудником. Хотя и не приносил клятву верности ордену, - в голосе ирландца послышалась ирония. - По специальному разрешению Малого Конклава, именно он назначен руководителем данной экспедиции. * * * Войдя в узкий Кандалакшский залив, почему-то называющийся здесь губой, мы обогнули мыс Турий. Затем миновали Сосновую губу, Порью губу, проплыли мимо берега вдоль которого тянется Колвицкая тундра, и наконец пристали к берегу. Теперь нам предстояло двигаться по суше на северо-восток, и обследовать район Хибинских гор. По сведениям полученным от «Братства», именно туда направился неугомонный датчанин. В случае если ни Врат, ни Струэнзе мы там не обнаружим, у нас оставался запасной маршрут. Он вёл в район Ловозерской тундры, где находится священное для местных жителей-саамов Сейдозеро. Вот, по запасному плану, берега этого озера мы и должны будем обследовать. Но сейчас наш путь лежал в Хибинские горы. Моряки на палубе суетились и переругивались. Они грузили в шлюпки припасы и снаряжение, но особенно много беспокойства им доставляли олени. Эти осторожные и пугливые животные никак не хотели идти в шлюпку. Трое моряков вместе с Васькой-лопарём пыхтели и старались во всю, заталкивая упирающихся оленей в шлюпки. Один из этих моряков - мужчина лет сорока, утирая пот подошёл ко мне. Я вспомнил что его звали Родион и он сносно владел английским. За время нашего плавания мы перебросились с ним парой фраз. - Вот ведь тупая зверюга, всю душу вымотала, - вздохнул он. Затем понизив голос и перейдя на английский спросил: - Скажите, господин барон, это правда, что Пафнутий Парфёнович пытался вам всучить Макарку Опарышева? - Да, господин Прохоров предлагал нам взять этого человека, - подтвердил я с отвращением вспомнив рыжую харю и маленькие бегающие глазки. - Он говорил, что тот будет очень полезен в нашем путешествии, но мы отказались. - Ваше счастье, господин барон, ваше счастье, - усмехнулся моряк. - Это Господь вас уберёг! Макарка человек гадкий, отпетый мерзавец. Для него человека убить как... - тут он сквозь зубы произнёс какую-то фразу по-русски, из которой я почти ничего не понял. Что-то там говорилось про два пальца. Опомнившись он поправился: - Человека убить как муху прихлопнуть. Если верны слухи, которые про него ходят, то на его совести не меньше десяти душ. Но Прохорову он служит как верный цепной пёс. Думаю, Пафнутий Парфёнович что-то знает про него очень нехорошее. Что-то страшное. Вот и держит Макарку в своих руках, да так что тот и пикнуть не смеет. - Очень может быть, - ответил я ему. - Но к нам это уже не имеет никакого отношения. - Кто знает, кто знает! Я вам так скажу, господин барон, если Прохоров решил вам Макарку подсунуть, то явно что-то нехорошее задумал. А от своих планов он никогда не отказывается. Не такой он человек. Так что поберечься бы вам, ваше благородие! - Спасибо, я непременно приму к сведению ваши слова, - сказал я ему и повернувшись стал разглядывать неприветливый северный берег. Моё внимание, ещё до нашего разговора, привлекли несколько больших деревянных крестов стоявших возле берега на небольшом пригорке. Даже с такого расстояния было заметно что они очень старые и местами уже сгнившие. - А что это за кресты там стоят? - спросил я у Родиона что по-прежнему слонялся рядом со мной. - Известное дело, - вздохнул он. - Они, господин барон, у нас поморов зовутся «Оветными крестами», их раньше ставили на месте гибели честных мореходов и рыбарей. Много их тут по Белому Морю. И заметьте, по старинному поморскому обычаю, перекладины этих крестов всегда смотрят с севера на юг, или как у нас говорят - «от ночи на летник». Так что их можно использовать и как опознавательный знак, и как компас. А в этом месте Савватий Авдеевич Стахеев со товарищи, смерть свою принял. Шесть человек. Коч их недалеко отсюда льды раздавили и потонули они все сердешные. А тела волны на берег выбросили, здесь их и схоронили. - Так ты знал их? - Откуда?! Это ещё до государя Петра Алексеевича случилось. Люди так рассказывают. Поблагодарив моряка я запрыгнул в одну из шлюпок и мы поплыли к незнакомому берегу. * * * Мы не стали разбивать лагерь на побережье, а решили сразу отправиться в дорогу. Навьючив наших оленей и сверив карту с показаниями компаса, мы двинулись в глубь незнакомой северной тундры. Но перед отправлением нам пришлось наблюдать за спектаклем устроенном Васькой-лопарём. Набрав несколько горстей небольших камешков, он выложил из них на прибрежном песке какой-то непонятный символ. Он представлял из себя ромб, из углов которого исходили лучи которые Васька обозначил найденными тут же веточками. Вдоль этих лучей он изобразил на сыром песке некие непонятные символы и примитивные человеческие фигурки. Затем, внутри ромба Васька разложил маленький костерок, и когда тот разгорелся бросил в него несколько щепоток табака. После этого, повернувшись лицом к солнцу, он вынул из своего мешка самый настоящий бубен и начал в него бить колотушкой. При этом он затянул какую-то тягучую, занудливую песню. - Что делает ваш человек? - спросил Фергюсон у Воронова. - Сейчас не время камлать. Скажите ему чтобы прекратил, нам пора выступать. - Он приветствует бога солнца Пейве, и просит ему дать нам удачу в пути, - ответил русский. - А что вы смеётесь? - развёл он руками. - Учитывая то, что я узнал за последние двое суток, я уже не знаю над чем можно смеяться,