— Ну, не совсем так, — возразил он, тем не менее. — Tekton — это тот, кто работает руками. Допускаю, что Иосиф мог быть предпринимателем в строительном деле, но в таком местечке, как Назарет, вряд ли процветал. Скорее едва сводил концы с концами.
— Напоминаю, что его сын Иисус был образован, знал Священное писание от корки до корки. Даже то, что умел читать, — уже достижение для тех времен. Все эти обстоятельства отнюдь не говорят нам об этой семье как о неимущей, бедствующей, согласны?
— Ладно, — не стал спорить португалец. — Допустим, что у них были деньги, хотя никакой определенности в этом быть не может. Даже если это семья среднего достатка, было ли у них достаточно денег для содержания оссуария? Не забудьте, что Иосиф умер рано и не мог больше приумножать семейное достояние…
— Якобы преждевременная смерть Иосифа — чистая спекуляция, — не преминул подчеркнуть Аркан. — В Евангелиях нет никаких четких сведений на эту тему. Реально мы знаем, что речь идет об образованной семье, трудившейся в строительной сфере. Вполне естественно предположить, что люди, верившие в воскрешение мертвых в день Страшного суда, нашли средства для приобретения оссуария в Тальпиоте. И даже если они сами не нашли, деньги могли собрать некоторые из последователей Иисуса. Тот же Иосиф из Аримафеи, например. Не тот же ли самый Марк указывает, что он принадлежал к сонму мудрецов — синедриону, руководившему храмом? А раз так, то уж точно был зажиточным человеком. Впрочем, Евангелия говорят однозначно, что именно Иосиф из Арифамеи занимался захоронением Иисуса. А теперь, — он положил правую ладонь на грудь, — представим себя на месте назареев. Если бы я верил в неизбежное пришествие Царствия Божиего и в мессианство Иисуса, предсказанное в Писании, то логичнее было с моей стороны взяться за столь благое дело, как создание оссуария для Иисуса, не так ли? Тогда воскресший в день Страшного суда Иисус замолвил бы за меня словечко перед своим Отцом, Господом нашим. Это же очень правильный расчет, чтобы получить прямой доступ в Царствие Божие.
Томаш поддержал своего собеседника.
— Да, вы правы. Даже если бы у Иисуса не было денег, его последователи, несомненно, нашли бы их и создали бы оссуарий для своего вождя. Все стремились выделиться, проявить себя перед Мессией, особенно в канун Страшного суда.
— Ну тогда скажите, вероятно или нет, что раз тело Иисуса не обнаружили в месте его положения, то его останки могли быть перенесены в оссуарий у горы Мориа, в привилегированное место у храма?
— Да, это вполне могло случиться, — согласился историк. — Проблема в другом: надо бы удостовериться, что находка в Тальпиоте соответствует искомому оссуарию.
— А с чего бы ей не соответствовать? Хотите, докажу?
— Жду с нетерпением…
Вместо ответа Арпад Аркан открыл ящик стола и вытащил оттуда досье с какими-то документами. Раскрыл на первой же странице и показал ссылку вверху и фотографию белой поверхности одного оссуария с высеченными на камне буквами.
— Вот надпись на оссуарии 80/503, — начал комментировать снимок глава фонда. — Сделана она курсивом и трудночитаема. Тем не менее, большинство почерковедов солидарно в том, что там написано: Yehoshua bar Yehosef, или же Иешуа, сын Иосифа. Как мы уже говорили раньше, Иешуа — это Иисус в ныне принятом варианте.
Троица «экскурсантов» склонилась над страницей и через визоры изучала фотодокумент.
— Так-то оно так, но сколько Иешуа было в те времена?
— Вы имеете в виду тех Иешуа, которые принадлежали бы к сторонникам Апокалипсиса, имели бы средства, не важно уж — собственные или подаренные, для получения оссуария с видом на храм? Было несколько, — проворчал Аркан.
Историк провел рукой по визору, как если бы собирался вытирать пот, но это была всего лишь дань привычкам, а на самом деле он взвешивал дальнейшие шаги, в частности стоит ли затрагивать статистику. Идея показалась ему разумной.
— Мне кажется, что в ту эпоху имя Иешуа было достаточно обыденным. А вы не выясняли частоту его появления в иудейских оссуариях I века?
Президент откашлялся.
— Среди более чем двухсот оссуариев, зарегистрированных Министерством древностей Израиля, имя Yehoshua упоминается в девяти процентах случаев, a Yehosef — в четырнадцати. Экстраполируя эти данные на восемьдесят тысяч, — а именно столько людей жили в Иерусалиме в тот период, когда использовались оссуарии, — мы можем сказать, что тысяч семь были Yehoshua, а одиннадцать тысяч — Yehosef.