Томаша раздирало любопытство.
— Вы нашли оссуарии из Тальпиота?
— Они стояли в дальнем углу склада на трех полках. К сожалению, условия их хранения далеки от идеальных, но профессор Хамманс пришел к выводу, что в патине имелись фрагменты костей. Это была замечательная новость, потому что давала понять: к этим артефактам относились бережно и их сохранность была на высоком уровне. ДНК, которых немало в окружающем нас пространстве, к ним, что называется, не пристала. Мы взяли оссуарий за номером 80/503 и привезли его сюда, в Назарет, пообещав вернуть через неделю.
— 80/503 был подписан — Иисус, сын Иосифа…
— Совершенно верно. Мы привезли его в стерильно чистую лабораторию «Эдема» и принялись извлекать фрагменты, защищенные патиной. Они оказались слишком высохшими, и, как уже было в Канадском исследовательском центре, представлялось весьма проблематичным получить ДНК из ядра клеток. Прошло несколько месяцев в трудных поисках какого-то решения, пока не случилась неслыханная удача: в осколке костной ткани, обнаруженном под особо плотными слоями патины, оказались две целые клетки. Это было чудо из чудес. С большими предосторожностями были извлечены ДНК из ядер этих клеток. Увы, при ближайшем рассмотрении у них выявились пустоты, обе были слабенькими. В общем, после радости — глубокое разочарование.
— И не было возможности реконструировать ДНК…
— В этом-то и была проблема. Дело в том, что профессор Хамманс сравнил маркеры двух ядер и понял: разрывы и пробелы в них находились в разных местах, то есть в одном ядре не было того, что имелось в другом. Это вселяло надежды. Немецкий профессор предупредил меня, что нам понадобятся высокоточные технологии для изготовления полноценной ДНК из двух дефективных. Дело было трудное, хлопотное, требовало времени, но, повторяю, обещало успех. Я созвал совет мудрецов фонда и объяснил им суть проекта. Его одобрили. Мы решили воспользоваться всеми имеющимися у нас ресурсами, чтобы расширить возможности для исследований в нашем Молекулярном центре. Мы в рекордно короткие сроки построили здание «Ковчега», оснастили его самым передовым оборудованием, сделав наши лаборатории ультрасовременными. Для начала мы стали клонировать простейших — саламандр, ящериц. Затем пришел черед млекопитающих и наконец приматов. Именно на этой фазе мы сейчас и находимся.
Валентина решила все-таки уточнить:
— А куда ведут эти опыты?
— Как я вам уже объяснял, наша цель — клонировать человека. Но для ее достижения необходимо решить целый ряд технических проблем. Вот почему мы стали сотрудничать с профессором Варфоломеевым.
— Значит, все это, — итальянка обвела руками пространство, щедро заполненное различным оборудованием, — весь этот комплекс предназначен для клонирования людей…
Президент фонда многозначительно покрутил головой.
— И так и не так… Скажем, это только ступенька, еще один шаг…
— Но шаг куда? Что вы, собственно говоря, пытаетесь делать? К чему хотите прийти в результате этих опытов?
Арпад Аркан на мгновение задержался с ответом. Его остренькие глазки сверкали за визором, перебегая с одного собеседника на другого. Он словно пытался предугадать реакцию каждого на сенсационное признание, которое решил, наконец-то, сделать. Потом он поднял вверх пробирку с драгоценным содержимым, будто она была вожделенным спортивным трофеем, и выпалил:
— Мы хотим клонировать Иисуса!
LXIX
Непрерывное жужжание.
Вот и все, что слышал Сикариус внутри «Кодеш Ха-Кодашима», — однообразный непрерывный шум работающих холодильников и кондиционеров. Он продвигался, соблюдая максимальную осторожность; все его чувства были обострены до предела; он был готов реагировать на малейшее изменение обстановки, но вокруг было монотонное жужжание-гудение, затруднявшее задачу локализации цели.