— Да, выбор был нелегким, — согласился Томаш.
— Невероятно трудным был! — подчеркнул глава фонда. — После долгого и оживленного спора мы все-таки пришли к выводу, что интересы дела мира — превыше всего. Следовательно, надо было и дальше сохранять в тайне наши исследования. Поэтому, когда несколько дней тому появились в резиденции фонда вы, — он показал на португальца и итальянку, — я не был расположен разговаривать на эту тему. Нервы мои были напряжены до предела и без вашего прихода, так что я немного расшумелся. Вы уж простите меня…
Португальский ученый и итальянский инспектор обменялись понимающими улыбками.
— О, нет, не стоит беспокоиться!
Взглянув на пробирку в своей руке, Арпад Аркан решил продолжить разговор по существу.
— Конечно, есть еще один вопрос, который…
Речь главы фонда была прервана странным, почти звериным ревом на грани сумасшествия. Вся четверка повернулась на этот первобытный крик и увидела человека в черном со сверкающим клинком в руке.
И блеском смерти в глазах.
LXXI
Никто и моргнуть не успел, как мерцающая искорками полоска взметнулась в сторону Аркана и с точностью пули впилась в ту руку, где была пробирка с бесценным сокровищем. Президент выронил сосуд, издав вопль невыносимой боли и ужаса, и тут же был сбит с ног Сикариусом, тело которого припечатало несчастного господина президента к ледяному полу открытого настежь холодильника. Ударившись в довершение ко всему головой о лед, Арпад Аркан потерял сознание.
Пробирка между тем завертелась на полу волчком, как и положено поступать предметам цилиндрической формы, получившим начальное ускорение. Сикариус на какое-то мгновение инстинктивно дернулся в сторону главного объекта всей операции, но удержался: прежде следовало устранить прочие угрозы, исходившие от двуногих субъектов.
Однако этой секундной заминки в его действиях хватило Томашу, чтобы прийти в себя и среагировать на обрушившийся на них кошмар, тем более что португалец быстро сообразил: агрессор в черном ему знаком. Несомненно, именно этот бандит устроил ему засаду в номере гостиницы и пытался обезглавить. Понятно было и то, что ловкости, умения и физической силы душегуба вполне хватит, чтобы расправиться со всей четверкой минуты за две. Единственный шанс на спасение — воспользоваться его мимолетным замешательством.
Не теряя ни мгновения, Томаш подбежал к Сикариусу, собиравшемуся вставать с поверженного Аркана, и со всей силы саданул ему носком туфли по лицу.
— Вот тебе!
Оглушенный этим зверским ударом, бандит опять свалился на пол, ударившись об него затылком. Любому нормальному человеку этого хватило бы, чтобы оказаться «вне игры» хотя бы на некоторое время, но не таков был воин сикариев. Он одним прыжком вскочил на ноги, держась за разбитую физиономию. Нос был сдвинут набок, из левой ноздри хлестала кровь. Он чуть задел нос, и гримаса боли исказила лицо. На пальцах остались ярко-красные следы.
— Ты мне за это дорого заплатишь! — скорее прошептал, чем сказал, Сикариус, бросив убийственный взгляд в сторону португальца. Томаш понял, что никакого перелома в ходе схватки так и не произошло, хотя он нанес наверняка самый сильный в своей жизни удар по живому человеку. Вывести противника из борьбы не получилось — вот он снова на ногах, пусть и с окровавленной мордой и сбитым набок носом, испепеляет полным ненависти взглядом. Ясно было, что даже в таком виде этот боец заведомо сильнее любого из своих визави.