– Может, расскажем ему? Он же нас спас! Если и ему не доверять, то кому тогда? Никитушка, родненький, вокруг нас все гибнут, и помощи ждать неоткуда… – в голосе Насти опять зазвучали непрошеные слезы…
– Знаешь, у него на календаре сегодняшний день красным обведен. Может, врет он все – про мужика высокого и случайное свое появление? Ты же не представляешь, на что секретные службы способны, – они вокруг пальца кого хошь обведут!
– Нет не верю, что он тоже злодей, не верю! Он так… так улыбается простодушно…
– «Простодушно»… Ладно, пошли, и правда, нехорошо получилось, – пробурчал Никита смущенно, вспомнив с неожиданным теплом открытую белозубую улыбку Данилы.
Постучались, заглянули в комнатку: парень сидел за компьютером, тупо глядя на клавиатуру. На лице застыло насмерть обиженное выражение, ни дать ни взять – мальчишка, которого дружки не позвали играть в «казаки-разбойники». Пойди их пойми, Рюриковичей… Собака привстала, глянула на Никиту и, – вот чудеса! – поджав хвост, поскуливая уползла в угол.
– Слушай, Данила… ты не сердись, а? Мы тебе благодарны по гроб жизни и все такое… – попытался неуклюже извиниться Никита. Настя из-за глыбы его спины выглядывала как воробышек. – Но сам понимаешь, дела серьезные… Всего лишь три дня прошло, как Святейший Алексий погиб, а наша жизнь уже в кромешный ад превратилась, одни погони да потери! – Настя пискнула что-то и Никита понял, что опять сболтнул лишнее.
Но отступать было поздно. Если и сейчас наврать в три короба, – последнего друга потеряем. Словно пропасть разверзлась под ногами, и на той стороне весь мир ощерился-ополчился, а на этой – Никита с Настей. И еще… Данила!
Ведь в дружбе самое главное что? Доверие! Чтоб как за каменной стеной!
На лице «светлейшего» отразилась неподдельная тревога. Он мгновенно, по-мальчишески, забыл о своих обидах:
– Так его убили все-таки! Серафим обмолвился, что, скорее всего, это какое-то преступление. Было у него такое предчувствие. Я к нему как раз в тот день приходил.
– Скажи… А вот день нынешний у тебя на календаре обведен… И Тот день тоже… Почему?
– Так я всегда дни встречи с Серафимом красным обвожу! Они для меня значимые. Я и сегодня должен был увидеться, да он встречу отменил. Извинился, сказал, что дела важные, неотложные…
– А я, грешным делом, что-то такое… нехорошее, короче, подумал, – признался Никита. Ему полегчало – очень хотелось Даниле верить. Потому как если не ему, – Настя правильно сказала, – то кому?!
И ребята, – он словно через силу, она захлебываясь словами, – поведали Даниле и про загадочное убийство Алексия, и про обретение удивительного перстня, и про призрак убиенного и прочие странные явления в храме… Все рассказали, как на духу. Такое носить в себе долго – тяжкий труд, особенно когда тебе еще и тридцати нет и чувства хлещут через край!
Данила слушал, изредка задавал вопросы. Его острый, аналитический ум интеллектуала многое поставил на свое место, помог ребятам разобраться в непонятном, обратить особое внимание на то, что казалось несущественным… Например, его очень заинтересовал последний телефонный разговор с Алексием. Как и разговор с митрополитом Дамианом. Действие перстня, кстати, было воспринято почти как должное, словно с чудесами Данила сталкивался каждый день: «Подумаешь, светится! Лампочка тоже светится, и я не знаю, почему, и электронов ваших никогда не видел, но в обморок же не падаю!»
Наконец, насытив свое любопытство, молодой князь отправил ребят спать. Тем более, что Никита все крепче прижимал к себе Настю, – и дураку бы стало ясно, что стосковался он по ласке…
Сам «светлейший Рюрикович», пробормотав, что он – «человек ночной», остался разбирать знаки на свитке, с головой погрузившись в работу.
Глава 8 Напутствие Владыки
А утром позвонил Серафим, сам предложил встретиться с Данилой, который испросил разрешения прийти с друзьями: мол, дело у них есть архиважное! Владыка согласился принять, и ребята поехали в центр, на улицу Радио. Ехали на метро – машину Никиты, напичканную жучками, решили не использовать. Да и в розыске она – к гадалке не ходи. Роскошный джип Данилы был слишком заметен – а хотелось передвигаться по городу тихо, серыми мышками…
Данила был расстроен: попытки перевода ни к чему толковому не привели. Некоторые знаки ему вообще были неизвестны, а некоторые, очевидно, имели двоякий или даже троякий смысл. Для настоящего перевода требовались еще тексты, и лучше – билингвы. Только где же их взять? Памятников этой таинственной культуры было найдено совсем мало – с «гулькин клювик»…