— Толстопуз, я совершенно выбилась из сил, — сказала она и плюхнулась в кресло. — Столько благотворительных акций, что с ума сойти можно!
— Да, принцесса, вы изрядно потрудились, — заметил Врун. — Только на прошлой неделе вы обошли все приюты для ласок, раздавая апельсины.
Сибил проигнорировала слова шефа полиции.
— Я решила отдохнуть. Мне всегда хотелось совершить путешествие по Налу, посмотреть призмаиды. Я заказала билет в Бегипет, на пароход «Олеандр». Он отходит в следующий вторник.
Мэр окончательно расстроился:
— Ах, Сиб! А кто же будет укладывать меня в постель и поить горячей кроличьей кровью?
— Он, — указав на Вруна, сказала Сибил.
— Я?! — воскликнул шеф. При всей любви к сестре мэра, с таким унижением он смириться не мог. — Это не входит в мои обязанности!
— Нет, Сиб. Он будет сопровождать тебя до самого Бегипта. — Недоум повернулся к Вруну. — Присматривай за моей сестрой, Врун. Проследи, чтобы заморский климат не наделал, ей вреда. И не пей воду из Нала, Сиб! Я слышал, там много всякой заразы: печеночные трематоды, вирусы желтой лихорадки и тому подобное. Береги себя.
— Благодарю за предупреждение, Толстопуз, но я не собираюсь пить речную воду! Вечерами я буду пить розовый нектар на верхней палубе колесного парохода!
У мэра помутилось в глазах.
— Розовый — от кроличьей крови? Я уже почти готов ехать с тобой! Но, боюсь, моему желудку повредит заморская еда. Пусть о тебе позаботится Врун! А потом он по Кашемировому пути отправится в Катай.
— А зачем мне туда ехать? — удивился Врун.
— Ты последуешь за этим проклятым лаской-детективом, Серебряком! Ему поручили раскрыть там какое-то таинственное преступление. Мне нужно, чтобы ты раскрыл его сам, и тогда вся слава достанется мне, то есть нам, ясно? Я хочу, чтобы Великий Панголин прислал мне благодарственное письмо и рассказал всему свету, какой я благородный зверь.
— За мной совсем не надо присматривать! — вмешалась Сибил.
— А я и вообще не хочу никуда ехать! — воскликнул Врун.
— На этот раз вы оба поступите так, как прикажу я! — прорычал Толстопуз Недоум. — Я хочу обеспечить безопасность моей сестры и хочу, чтобы Великий Панголин считал меня своим спасителем. Вы, надеюсь, понимаете, насколько улучшат экономику нашей страны хорошие отношения с Катаем? Мы получим фарфоровую посуду, ревень, чай и рисовые лепешки! Ну, лепешек, возможно, и не получим, но уж чай — непременно! Если наладим добрососедские отношения с императором, на нас прольется денежный дождь!
— Но… — начал Врун.
— Никаких «но»! — перебил мэр. — А теперь пошли посмотрим на эти пыхтелки!
— Если ты не возражаешь, Толстопуз, я не пойду! — сказала Сибил. — Эти гонки такие шумные и неорганизованные. Лучше я посижу в библиотеке и почитаю что-нибудь о Бегипте!
— Да, там шумновато, — надевая толстое пальто и цилиндр, согласился мэр. — А вот насчет неорганизованности ты не права.
Выйдя на улицу, Толстопуз Недоум поежился. Стоял холодный, ветреный мартовский день, а он даже в хорошую погоду мерз, поскольку его предки предпочитали круглый год сохранять белые шубки. Все остальные горностаи, в том числе и шеф, пока не выпадал снег, были коричневыми и лишь в зимнюю стужу становились белыми.
— Остановим кеб? — спросил Врун, когда увидел карету, запряженную двумя желтошеими мышами.
— Нет, — последовал удивительный ответ. — На этот раз пройдемся пешком. Полезно. А по пути я буду щелкать зубами и махать лапой всем встречным. Если звери увидят, что я хожу пешком, как обычный горожанин, то на выборах получу еще больше голосов.
Мимо них проехала вереница портшезов, одни на паровой, другие — на механической тяге. Большинство жителей снимали шляпы перед мэром и шефом полиции, ибо весь город боялся их. Несколько самок позволили мэру Недоуму похлопать своих ненаглядных, пушистых деток по загривкам. Ласка-трубочист настоял на том, чтобы обменяться с мэром лапопожатием, и Недоуму пришлось потом отмывать лапу в питьевом фонтанчике. Затем за ними увязалась стайка неряшливых уличных сорванцов-ласок, которые распевали им вдогонку не слишком приятные куплеты. Когда мэр или шеф оборачивались, чтобы схватить их, те с ловкостью отскакивали в сторону.
— Где родители этих несчастных? — рявкнул мэр. — Это они во всем виноваты. Их следует засадить за решетку.
— Почти все уже там, — ответил шеф. — Поэтому сорванцы и бегают по улицам. Нам не на что кормить детей осужденных…
— Да, да, конечно, всегда во всем виноват мэр! — огрызнулся Недоум.
Когда они дошли до Городского парка, гонки уже начинались. Огромные пыхтящие монстры красного и зеленого цветов, с высокими медными трубами и сверкающими медными табличками, хаотично двигались по полю. Среди них была гигантская машина с тяговым двигателем «Городское чудо». Такой же двигатель приводил в движение «Городские куранты». Здоровенная машина с паровым двигателем под названием «Величественная сталь» передвигалась на ходулях. Еще одна, огромная, как дом, утюжила клумбы, а ее водитель боролся с медным рулевым колесом, чтобы не выпустить машину из-под контроля. Паровой каток уже выровнял площадку для оркестра. Музыканты, к счастью, успели ретироваться. Теперь они отколупывали с катка расплющенные тромбоны и трубы, а водитель приносил им свои извинения.
— Тяжелый металл, — потирая лапы, пробормотал мэр. — Тебе должно понравиться.
— Магия, цвет, живость, шум, — вздохнул шеф, которому зрелище нравилось ничуть не меньше, чем его начальнику. — Великолепное представление.
Мэр прибыл сюда затем, чтобы судить соревнования и вручить приз победителю Великой Битвы, суть которой сводилась к следующему: две самые мощные машины на полном ходу врежутся друг в друга и будут повторять лобовые столкновения до тех пор, пока одна из них окончательно не развалится на куски.
Первая из участниц сегодняшнего поединка — огромная машина с тяговым двигателем, со стальными бамперами, шипованными колесами и толстым металлическим носорожьим рогом впереди — принадлежала самому Недоуму.
Разумеется, за рулем металлического гиганта должен был сидеть не мэр. Водителями на таких соревнованиях всегда были ласки — Недоум четко соблюдал установленное им самим правило. Он не мог допустить, чтобы кто-нибудь из важных горностаев встал на ежегодном обеде для почетных граждан и пожаловался, что его сын лежит в больнице с тремя сломанными лапами и сожженными бакенбардами из-за излюбленного хобби мэра. Нет, пусть риску подвергаются низшие классы, а призы получают хозяева машин.
— Которая из них ваша, мэр? — спросил Врун.
— С желтой трубой, — с гордостью ответил мэр, уверенный, что сегодня приз обязательно достанется ему. — Ну разве не чудо?
Наконец настало время Великой Битвы. Обе машины разъехались в противоположные концы парка. Зрители расступились, освободив широкую площадку, на которой и произойдет схватка. Мэр с шефом заняли места на трибуне, как раз напротив места где должны столкнуться противники. Вокруг каждой машины собрались молодые ласки. Согласно обычаю их взяли прямо с улицы и каждому вручили по канистре с машинным маслом для смазки колес. Они должны быть исключительно проворными, чтобы подбежать к движущейся машине, брызнуть на колесо струйку масла и успеть отскочить. По окончании состязания каждый из них получит шесть медных монет.
Мэр вышел на площадку, поднял носовой платок и после эффектной паузы взмахнул им.
— Вперед! — скомандовал он.
Два монстра, управляемые ласками, с грохотом устремились друг на друга. Против сверкающей машины мэра выступала грязная, пыльная, заляпанная маслом машина с облупившейся красной трубой и позеленевшими медными деталями. Водитель выглядел не лучше своей машины. Шерсть его была трачена молью и кишела блохами, хотя меж свисающих бакенбардов белели крепкие зубы, а выражение морды было весьма решительным, что очень не понравилось мэру.