Глядя ей вслед, Давиде присвистнул и, обернувшись к Браччо, сказал:
— Нет, ты только погляди на нашу Феде!
Действительно, девушку было не узнать. Вместо обычных джинсов на ней была совсем коротенькое мини, высоко открывающее ее стройные ножки. Шла она, расправив плечи и держась очень прямо, как манекенщица. Глаза чуть подведены, личико оживлял искусный макияж. Вид у нее был очень современный, модный, даже соблазнительный, но вместе с тем преисполненный достоинства. Ни дать, ни взять секретарша какого-нибудь важного лица.
Выждав минуту, Браччо отправился вслед за Феде. Проскользнув в подъезд с сумкой, с инструментом, с какими обычно ходят электромонтеры и телефонисты, он вышел на служебную лестницу и приник к щитку телефонного коммутатора в стене. Открыть щиток было сущим пустяком, и он начал колдовать с телефонными контактами — в этих делах Браччо считался настоящим асом: недаром по образованию он был инженер-электронщик.
В ответ на вопрошающий взгляд портье, Феде подошла к стойке и сказала, что она идет в 274-й номер — ей нужен синьор Этторе Салимбени.
— Мне очень жаль, но синьор Салимбени никого не принимает, синьорина, — заявил портье.
— В таком случае будьте добры передать ему это письмо, а я подожду здесь, в холле, — и Феде опустилась в одно из кресел, закинула ногу на ногу и приготовилась терпеливо ждать.
Салимбени в это время беспокойно расхаживал из угла в угол гостиничного номера (постоянно он жил в Риме, где у него был собственный дом) и размышлял о Бренно: насколько легче было иметь дело с прежними «крестными отцами» — степенными стариками, а этот грубый, жестокий человек его просто пугал, как и его страшный пес. Сенатора шокировали эти вульгарные манеры, эти возмутительные шуточки; он прекрасно видел, что Бренно его попросту третирует, но не мог ничего поделать: их связывали слишком важные дела, слишком большие деньги. А теперь еще вдобавок вернулся в Италию молодой Рибейра и, того и гляди, вновь вспыхнет кровавая война, когда для него, Салимбени, для его тончайших финансовых операций так необходимы тишина и спокойствие…
Тревожные размышления бывшего сенатора прервал стук в дверь. Прочтя письмо, принесенное посыльным, Салимбени изменился в лице. Услышав, что его подательница дожидается ответа в холле, Салимбени бросился к телефону и велел портье пропустить к нему посетительницу.
— Можете подняться, — сказал портье Феде. Телефонный звонок из номера Салимбени к портье был прослушан Браччо, последний тут же передал содержание разговора Ликате, с которым поддерживал связь.
— Ай да Феде! — отозвался Давиде из машины.
— Кто вы? — не нашел ничего лучше спросить явно растерянный Салимбени.
— Меня прислал Тано, — ответила девушка.
— Да разве он жив?! — воскликнул сенатор. — Почему я должен вам верить?
— В этом нетрудно убедиться, поговорите с ним сами, — спокойно проговорила Феде и, направившись к телефонному аппарату, набрала номер.
Браччо, продолжавший колдовать у щитка, сообщил Ликате, что все идет по плану.
— Молодец, малыш! — похвалил умельца Давиде.
— Мне уже скоро тридцать, синьор Ликата, — отозвался Браччо.
В кабинете генерала Амидеи зазвонил телефон. Генерал посмотрел на Тано, но тот не решался снять трубку. Наконец генерал решительным движением подбородка, молча указал на аппарат. Тано снял трубку.
— Я слушаю, — тихо проговорил он.
— Тано, это ты? — раздался взволнованный голос Салимбени на другом конце провода.
— Да, я.
— Где ты?
— Неподалеку от тебя.
— Что тебе от меня надо?
— Поговорить, — так же тихо произнес Тано.
— Мне не о чем с тобой говорить, — взвизгнул Салимбени.
— А мне есть о чем. В Африке, в Дакаре, мне много о тебе рассказывали, — угрожающе отозвался Тано. И не дожидаясь, что скажет Салимбени, быстро взял протянутую ему генералом записку и назначил место и час встречи: — Буду ждать тебя послезавтра в десять часов вечера у стройплощадки на дороге, которая отходит влево от автострады через четыре километра после Саграте.
И повесил трубку.
Несколько раз крикнув «Алло! Алло!», Салимбени услышал в трубке лишь короткие гудки. Подняв глаза на принесшую письмо девушку, он только сейчас ее разглядел и с запоздалой галантностью воскликнул: