— Это я — Давиде. Ты не узнаешь меня? — проговорил Ликата.
Но Мария с ужасом глядела на него и молчала.
— Мария, скорее опиши того, кто похитил тебя, — не отставал Давиде.
Подошедшая Сильвия отстранила Ликату и обняла Марию.
— Успокойся, Мария. Все уже позади. Не надо бояться, мы уже с тобой.
— Принесите одеяло! — крикнула Сильвия полицейским, — и вызовите «скорую».
Когда принесли из одной из машин одеяло, Сильвия укутала Марию и, склонившись над ней, продолжала нежно гладить по голове, утешая и успокаивая ее. Потом обтерла платком ее заплаканное вспухшее лицо.
Дождавшись «скорую», Сильвия и Ликата поехали с Марией в больницу. У отдельной палаты, куда ее положили, установили полицейский пост.
Когда Мария пришла в себя и немного успокоилась, Давиде продолжил свои расспросы, несмотря на протесты Сильвии. Мария рассказала, что похититель был один — описание его совпадало с приметами, сообщенными очевидцами, а насильников было двое.
— Большие, страшные, у одного рот полон золотых зубов, — сказала она.
Описать помещение, куда ее затащили, Мария не могла — было полутемно, потом она потеряла сознание. Где находится — тоже не могла сказать. Наверно, где-то неподалеку от места, куда ее потом привезли и бросили у дороги.
— Позовите ко мне Тано, — просила Мария, — я хочу его скорее видеть.
Тано, как зверь в клетке, метался по своей комнате. Сперва он долго ходил из угла в угол, потом начал барабанить кулаками в запертую дверь и требовать, чтобы его выпустили. В большом доме, куда его поместили, не было ни души кроме оставшейся сторожить его Феде. Вообще в дом, в целях конспирации, кроме генерала имели доступ только трое: Ликата, Браччо и Феде. В окружающем дом небольшом парке и на прилегающих улицах дежурили агенты наружной охраны.
На крики Тано пришла Феде с подносом в руках — она принесла Тано ужин. В таком состоянии своего подопечного она видела только в первый день, когда он пытался отравиться. Казалось, Тано сошел с ума.
— Сволочи! Подонки! — орал он. — Выпустите меня! Куда они все подевались? Почему никого нет?
— Вам надо поужинать. Вы два дня как ничего не ели, — проговорила Феде, протягивая ему поднос.
— Я болен, не хочу есть! — и Тано поддал поднос так, что весь ужин полетел на пол.
— Дура! Принеси мне чего-нибудь выпить! Чего-нибудь покрепче, живее!
— Не могу. Тут нет вина.
И когда Тано в неистовстве хотел наброситься на нее с кулаками, Феде пришлось показать ему пистолет и крикнуть:
— Назад! Стоять!
И она вышла из комнаты, заперев снаружи дверь на ключ и предоставив Тано продолжать бесноваться.
Сильвия с Давиде решили, что следует привезти Тано к сестре, и, позвонив по телефону из больницы генералу, получили его разрешение. Потом позвонили Феде, чтобы она доставила Тано в больницу к Марии.
Тано приехал притихший, испуганный. Вид у него был растерзанный, волосы не причесаны, взгляд блуждающий. Его провели к Марии и все вышли из палаты в коридор, оставив их вдвоем.
Встрече их, казалось, не будет конца. Сестра с братом держали друг друга за руки и что-то тихо-тихо говорили один другому. Тано время от времени гладил Марию по голове, по лицу.
— Мы уедем с тобой отсюда, — шептал сестре Тано. — Я увезу тебя далеко-далеко, как обещал, на свой остров. Это маленький зеленый островок в океане. Вода в океане голубая, как небо. Мы будем жить там с тобой в белом деревянном домике под пальмами, и вокруг не будет никого чужих. Только мы одни. Обещаю тебе.
Феде несколько раз заглядывала в палату, но не решалась прервать их разговор. Наконец вошел Давиде и, легонько тронув Тано за плечо, проговорил:
— Уже поздно, Тано, пора уходить.
Тано послушно поднялся, поцеловал на прощанье сестру и вышел за ним в коридор. В коридоре Тано приостановился и, обращаясь к Давиде, тихо проговорил, вытянув вперед обе руки:
— Вот погляди, как у меня дрожат руки. Ты можешь мне помочь, чтобы они больше не дрожали?
— Нет, это зависит только от тебя самого, — ответил Ликата. — Ты сам должен приказать им не дрожать. Раньше ты приказывал им убивать и они слушались тебя. Теперь скажи, чтоб они не тряслись. Они делают то, что человек решает сам.
— Ты поможешь мне? Обещаешь? — умоляюще повторил Тано.
— А что потом? — спросил Ликата.
— А потом… потом я буду работать на вас, — тихо произнес Тано.
Наутро Сильвия отправилась к генеральному прокурору.