— Как чувствует себя пострадавшая? — спросил прокурор.
— Она только вышла из шока. Надо открыть следствие по этому делу. Похищение и изнасилование, — сказала Сильвия.
— Да, но дело весьма деликатное… — замялся прокурор. — Наверно, им следует заниматься не нам, а спецслужбам… — Но, взглянув на Сильвию Конти, увидел в ее глазах такую непреклонную решимость, что на секунду задумался, а потом произнес:
— Ну ладно, судья, начинайте следствие!
Часть третья. В загородном доме
Генерал Амидеи должен был ехать в Рим и перед отъездом пригласил к себе Ликату. Он долго его инструктировал: Тано следует держать в полном одиночестве, никаких контактов с внешним миром, в том числе и с Марией. В доме могут находиться только они трое: Ликата, Браччо и Феде. Никакой выпивки Тано не давать. Ежедневно представлять подробные отчеты о том, что он делал, как себя вел, что говорил. Следить 24 часа в сутки — так, чтобы у него в Риме была полная информация.
— Этого человека надо морально сломить, вынуть из него душу, а потом воссоздать заново, вдохнуть в него силы, чтобы он мог, встретившись с Салимбени, противостоять ему, — сказал генерал.
— Вы надеетесь, что нам удастся изгнать из него дьявола? — улыбнулся Давиде.
— Нет, речь идет скорее о другом: сделать так, чтобы он снова стал одержим дьяволом, и заставить работать уже на нас, — серьезно ответил Амидеи. — Вопросы есть? — официальным тоном спросил он.
Ликата покачал головой.
— Нет, генерал.
Амидеи встал из-за стола и подошел к Давиде. И прямо смотря ему в лицо, уже по-дружески спросил:
— Как вы себя чувствуете, Ликата? Последнее время у вас усталый вид.
— Иногда голова немного побаливает. Ничего, все в порядке, — отвечал Ликата.
— Если бы вы в молодости не занимались боксом, Ликата, вас сейчас уже не было бы в живых. У вас великолепная реакция; когда в вас стреляли, вы успели чуточку уклониться в сторону. Как будто вам наносили в голову удар правой. Вот так.
Генерал сделал движение рукой, словно собираясь нанести удар. Давиде мгновенно нагнул голову — сработал рефлекс. Оба засмеялись.
— Я все о вас знаю, Ликата. Когда вы играли в футбол, вы были нападающим. Вы вообще — игрок атакующего стиля.
— А вы, генерал, занимались боксом, играли в футбол? — спросил Давиде.
Генерал покачал головой.
— Меня скорее можно назвать защитником. Защищаю всех нас, а особенно своих подчиненных. Мне бы в одиночку, без вас, Ликата, с Тано не справиться. С ним нужен именно нападающий, такой, как вы. Вы его одолеете.
— Не знаю, не знаю, генерал, чем это кончится, — задумчиво проговорил Ликата.
— Это можете сделать только вы, — продолжал Амидеи. — Вы с ним похожи друг на друга: тяжелое прошлое, неясное будущее, а в настоящем — обуревающая вас злость ко всему, что видите вокруг… Вы одержите верх, Ликата, и он пойдет за вами, подчинится вам. Буду ждать ваших донесений. Ежедневно!
— Слушаюсь, генерал. Будет исполнено, — поклонился Ликата и вышел.
Затем Амидеи вызвал к себе Феде и велел позвонить Салимбени. Феде набрала номер, трубку снял сам сенатор.
— Вы узнаете меня? — спросила Феде.
— Нет, синьорина, — неуверенно ответил Салимбени.
— Я недавно заходила к вам. Слушайте внимательно. Наш общий знакомый хочет поговорить с вами. Ровно через неделю он позвонит вам, чтобы условиться о встрече. Только без этих фокусов, как в тот раз. Вы согласны? Ответьте только да или нет.
После довольно долгой паузы на другом конце провода прозвучало неуверенное «да». Феде повесила трубку.
В отсутствие генерала дни тянулись монотонно, похожие один на другой. Все трое почти не отлучались из дома. Давиде ежедневно посылал в Рим факсом письменные донесения генералу. Было похоже, что он ведет дневник, только записывает в него все не о себе, а о Тано.
«Первый день. Почти ничего не ест, только пьет воду. Долго писал письмо Марии, хотя его предупредили, что письмо мы передать не можем.
Второй день. Много гулял по парку. Ко мне не обращается, смотрит словно сквозь меня. Не разговаривает и с другими, будто не замечает.
Третий день. До вечера не выходил из комнаты, сидел взаперти. К вечеру вышел и сел на скамейку под портиком. Я спросил, не мешает ли ему громкая музыка — Феде с Браччо слушали старую джазовую мелодию. Если мешает, я скажу, чтобы выключили. „Нет, оставь, — ответил Тано, — это красивая мелодия“. Потом спросил, почему Браччо сказал ему, что не передаст письмо Марии. Я объяснил, что Мария находится под полицейской охраной и нельзя ей писать и нельзя ее навещать, чтобы не нарушать конспирацию. „В таком случае я убегу и все равно с ней повидаюсь“, — сказал он и показал, что перелезет через ограду. Я напомнил ему, что Браччо и Феде — прекрасные стрелки и продырявят ему голову прежде, чем он вскарабкается до половины забора. Особенно метко стреляет Феде, сообщил я, она попадает в монетку с двадцати шагов. Тано повернулся и ушел к себе.