— Хорошо, — проговорил Барбо. — Будем считать наше совещание законченным. А теперь разрешите преподнести вам в подарок эти ткани, — он подал знак и в гостиную внесли рулоны тканей. — Они трех цветов, которые соответствуют цвету ваших душ: красный — цвет мести, черный — конспирации, голубой — надежды. Да поможет вам ваш Бог!
С этими словами Барбо тяжело поднялся с кресла и, переваливаясь, ушел во внутренние покои.
Из Стамбула Тано и Рибейра вместе возвратились в Милан. Лоренцо повез Тано/не к себе домой, а в снятый им некогда маленький офис, адреса которого никто не знал. Там Тано подошел к компьютеру, несколько минут поработал на нем и объявил Рибейре:
— Итак, кредит, предоставляемый банком Литвака через мой банк, через несколько секунд отправится в путь. Он поступит в пражский банк на счет под названием «Запад»!
— Я очень сожалею, синьор Каридди, что приходится прибегать к таким методам, — неожиданно проговорил Рибейра, — но вам придется здесь оставаться до тех пор, пока эта операция не закончится.
В венском банке сообщение Тано из Милана принял Браччо. Он тотчас же доложил генералу в Милан, что деньги переведены, и сказал, что ждет прибытия золота. Браччо запросил указаний, что делать дальше.
— Пока ничего, — ответил генерал. — Дождись золота, удостоверься, что оно прибыло в порядке, все пересчитай, а потом можешь закрыть лавочку и возвратиться в Милан.
— А что делать Феде?
— Феде пусть пока останется с Марией на венской вилле — это самое безопасное место.
«Мясник»
Давиде ждал у дверей операционной. Наконец Нину вывезли, она была еще под действием наркоза, и ее поместили в реанимационную палату. Профессор, на вопрос Давиде о ее состоянии, не слишком обнадеживающе сказал, что оно — тяжелое. Операция прошла благополучно, но теперь надо ждать, как она перенесет ночь: если ночью все обойдется, можно надеяться, что выживет.
Все это Ликата и передал приехавшей в больницу Мартине. Девушка не могла скрыть своего отчаяния, винила себя.
— Это я виновата, не сумела ей помочь. Мне поручили первое дело, а я ничего не поняла, — сказала она, сдерживая слезы.
— Ей никто не мог помочь, — ответил Давиде.
— Неправда, неправда, я должна была больше думать о Нине…
Из больницы Ликата поехал в приют, куда временно снова поместили детей Нины. Он застал их с Сильвией и присоединился к ним. Никола и Серена не плакали, были по-взрослому серьезны и молча слушали утешения Сильвии, которая уверяла их, что мать скоро поправится и они вернутся домой.
Когда детей увели и они остались вдвоем, Ликата рассказал Сильвии, что ничего хорошего о состоянии Нины сообщить ей не может: она в реанимации, и надо ждать.
— А если она не выживет? Что будет с детьми? — закончил Давиде.
— Подыщем какое-нибудь хорошее воспитательное заведение, — неуверенно ответила Сильвия.
— Воспитательное заведение? — переспросил Ликата. — Приют? Детский дом? Хороших приютов и детских домов не бывает! Никола этого не выдержит. Если такое произойдет, я никогда не смогу простить себе, никогда не смогу забыть его взгляда… Знаешь, я в детстве был тоже такой, как он…
— Да ты таким и остался, — сказала Сильвия, нежно гладя его по нахмурившемуся лицу, по волосам.
Давиде, заметив у нее на запястье пеструю ленточку, спросил:
— Этот браслет тебе подарила Серена?
— Да, дала на счастье. Считай, что свое счастье я уже нашла, — ответила Сильвия, целуя его.
Дверь в приемную, в которой они находились, распахнулась, и на пороге показался шофер Сильвии.
— Судья! Для вас срочное сообщение, — доложил он. — По радиотелефону вызывает генерал Амидеи. Велит сказать вам, что операция началась. Вы должны немедленно вылететь в Прагу. Вылет через час.
— Едем, Давиде! — проговорила Сильвия, направляясь к выходу.
— Нет, я не полечу, поезжай одна.
— Но ты же знаешь, какое это важное дело!
— Нет, я должен найти Сантино. Ты управишься и без меня!
— Чао, Давиде. Береги себя.
И они крепко обнялись на прощание. В который уже раз им приходилось вот так расставаться…
В пустующем доме Рибейры все было перевернуто вверх дном. Шел обыск по всем правилам. По делали его без понятых и не полицейские. Четверо ребят Бренно под командой Марко работали вот уже скоро час, не покладая рук. Все ящики были вывернуты на пол, книги сброшены с полок, ковер усыпан бумагами из выпотрошенных их папок — искали хоть какой-нибудь след — адрес, название улицы, номер телефона — хоть что-нибудь, позволяющее помочь узнать, где скрывается владелец дома. Но все тщетно! Ни малейшего намека. Было страшно и подумать, что придется возвращаться к Бренно не солоно хлебавши. Весь его гнев обрушится на их головы. Марко торопил, оставаться здесь дольше было опасно. И когда уже они потеряли всякую надежду что-нибудь найти, Марко вдруг заметил в окно подошедшую к дому девушку. Она сунулась в подъезд, позвонила, постучала, потом стала заглядывать в окна первого этажа. И так как никого не было видно, и никто не отзывался, она, отчаявшись попасть в дом, быстро пошла прочь.