Что касается Евы Браун, то в отношении нее версию X. Томаса можно признать правдоподобной в той ее части, где речь идет о подмене трупа супруги фюрера (которая, очевидно, тоже бежала в последний момент) мертвым телом неизвестной женщины — случайной жертвы артобстрела, подобранной на прилегающей улице.
Правдоподобной представляется и описанная X. Томасом стоматологическая операция: покойнице удалили несколько зубов и поставили на их место мост, не закрепив его из-за недостатка времени. Как указано выше, это был еще один просчет режиссеров инсценировки. В отличие от X. Томаса мы полагаем, что эта операция была выполнена до сожжения, в подземелье рейхсканцелярии, а не в саду под интенсивным артобстрелом, но это уже детали.
Остается объяснить происхождение пятен крови в кабинете, спальне и по всему пути от кабинета до аварийного выхода.
Здесь можно предложить Читателю одно из многих возможных объяснений: за некоторое время до того, как состоялся вынос тел, в спальню вошел некто, кому была поручена важная, хотя и незаметная роль в инсценировке «офицерской смерти фюрера». Этот некто в ожидании момента, когда ему надлежало приступить к действиям, сидел на кровати, держа на коленях сосуд с красной жидкостью — то ли некоей субстанцией, имитирующей кровь, то ли настоящей кровью группы А2 — это не существенно. Ожидание затянулось. Некто извлек из кармана бутылку трофейного виски и осушил ее, а пустую бутылку зашвырнул под кровать, где она и была потом обнаружена. (Хозяин кровати, как известно, был трезвенником.) Наконец дверь в спальню приоткрывается, в нее заглядывает Линге и делает знак рукой. Некто с усилием открывает притертую пробку на сосуде и поднимается на ноги. При этом его качает — бутылка виски дает себя знать. Немного красной жидкости выплескивается на кровать. В дверях он спотыкается о порог — и на пороге остается красная лужица, в кабинете некто рисует кисточкой красное пятно на виске покойника, сидящего на диване, — до чего же он похож на фюрера! — и проливает немного «крови» на ручку дивана и на пол — в строгом соответствии с инструкциями. После чего скрывается в спальне. Теперь, если какой-нибудь случайный свидетель войдет в кабинет, он увидит именно то, что должен увидеть.
После того как «самоубийц» вынесли из бункера через запасной выход и коридор с лестницей опустели, «специалист по пролитию крови» выходит из спальни и окропляет красными каплями весь маршрут следования погребальной процессии от кабинета до тамбура выхода в сад. Эта история выглядит ничуть не более фантастической, чем версия происхождения кровавых пятен в спальне, предложенная X. Томасом. Если даже допустить, что в опустевшем фюрербункере никто не заметил фрау Гитлер, которая в полуобморочном состоянии плелась по коридору, а затем преодолела четыре пролета лестницы, то в саду ее непременно должны были заметить: кроме любопытного Менгесхаузена, за садом наблюдали еще двое часовых, один из которых стоит на наблюдательной вышке, расположенной неподалеку от аварийного выхода.
Подводя итоги, можно сказать, что ни одна из версий не объясняет достаточно удовлетворительно все известные факты, везде имеются натяжки. Так что читателю предоставляется возможность проявить свои дедуктивные способности и активизировать серые клеточки головного мозга.
Однако вывод о том, что Гитлеру удалось бежать, представляется почти доказанным, и обещанный читателю червь сомнения вырос до размеров приличной анаконды.
Глава 30. Итого.
Как справедливо указал один американский проповедник, основной недостаток фактов в том, что их слишком много и все они разные.
Действительно, мы располагаем рядом свидетельских показаний, значительная часть которых противоречит всем остальным. Ситуация напоминает сюжет одного из фильмов Куросавы «Расёмон»: очевидцы рассказывают об одном и том же событии, причем каждая версия опровергает все предыдущие.
Свидетельские показания вовсе не должны совпадать на 100%. Абсолютное единогласие очевидцев настораживает: оно может оказаться следствием сговора, либо может случиться, что сами свидетели ничего не знают, а говорят с чужих слов, пользуясь одним и тем же источником.
Расхождения в показаниях, если они истинны, должны быть ограничены некоторыми разумными пределами.
Приходится учитывать и такую человеческую слабость, как желание поставить себя в центр событий или продемонстрировать свою осведомленность (в нашем случае это характерно для Кемпки, Аксмана, Юнге).
С другой стороны, рассматривая показания, относящиеся к 1945—1946 годам, необходимо принимать во внимание стремление многих участников событий дистанцироваться от Гитлера и его соратников, чтобы избежать ответственности (как моральной, так и уголовной) за нацистские преступления.
Но даже с учетом всех этих обстоятельств, противоречия в показаниях по принципиальным моментам, с которыми нам пришлось столкнуться в данном случае, никак нельзя объяснить субъективными причинами и «естественным разбросом».