Этот случай важен не только как еще одно замечательное свидетельство о силе материнской молитвы. Во время прохождения мытарств будущему старцу было промыслительно показано то, как темные силы искажают и извращают жизнь общества и людей. Противостоять этим грехам, не позволять Содому и прочим мерзостям победить нашу жизнь, не подчиняться бесам и их слугам на земле, всеми силами давать отпор этому ужасу, идущему прямо из преисподней, — вот первейший долг не только христианина, но и всякого, кто хочет остаться человеком и не уподобиться жутким демонам, которые толкают людей к погибели.
Увиденное отцом Пиором — предупреждение всем нам, и дай Бог чтобы, узнав об этом, люди задумались. Ведь есть грань, за которой развращение нравов и попрание святынь приводят к падению, и по попущению Божьему страшные силы накопленного греха, энергия зла взрывает жизнь — и начинаются войны, стихийные бедствия, всеобщие страхи и тревоги. Да не будет сего с нами — дай Бог нам выстоять и вразумиться, как писал о том великий поэт Александр Блок:
Чудесное сновидение Пантелеимона, послушника Ново-Афонского Симоно-Кананитского монастыря
Не пришел к утрени 11 октября 1908 года певчий (бас) левого клироса соборного храма Ново-Афонского монастыря послушник Пантелеимон Куранда. Ходивший будить его послушник Михаил Кошелов стучал в дверь кельи, звал петь на клирос, но тот из кельи голоса не подал. Перед ранней литургией монах Дометиан также звал его пособить им в соборе в пении, прочитать Апостол и опять не мог его разбудить. Когда же Пантелеимон не явился на клирос и к поздней литургии, а равно не пришел и на трапезу к обеду, один из певчих влез к нему в окно и начал его будить. Но он ни на голос не отзывался, ни от того, что будивший тряс долго и качал его на кровати руками, — не просыпался. Была отворена дверь, и в келью вошел уставщик иеродиакон Парамон с собравшейся у двери братией из певчих, и тоже долго и безуспешно будили спавшего.
Между тем послали в больницу за старшим монастырским фельдшером монахом Мисаилом, который, осмотрев спящего, ничего ненормального в его здоровье не заметил. Все бывшие в кельи видели в нем лишь спящего человека, только руки у него казались очень белыми и были холодные, а на лице замечался румянец, причем брови и веки слегка и часто почему-то подергивались. Заметно было в лице его, что-то точно необычное, не прочь были все думать, что он находится как бы в исступлении, а не просто спит. Фельдшер дал понюхать нашатырного спирту и Пантелеимон проснулся, сел на кровати, быстро окинул взглядом всех, бывших пред ним, и потом, бросив по-малороссийски фразу: «Це уже вы не тии!» — то закрывая свое лицо руками, то открывая его, — стал горько плакать. Как оказалось после, он хотел сказать: «Вы не такие, не такими видел я вас». Фельдшер почел в это время не лишним на шею поставить ему принесенный с собою горчичник, но Пантелеимон не дал сделать этого и повторял: «Это не нужно… Зачем это? Я ведь не болен». Около двенадцати часов братия разошлась из кельи Пантелеимона. К нему пришел духовник его отец Илиан и оказалось, что он проспал всего 16 часов, в течение коих ему было изложенное далее с его слов сновидение.
1908 года октября 10 дня после повечерия я пришел в свою келью. Посидев минут десять, я стал чувствовать, что меня сильно клонит ко сну. Потушив лампу, я лег спать. Только уснул, как чувствую, что в келье становится светло. Я будто бы встал с койки и сел. Стало еще светлее: свет очень яркий, но не похож на солнечный. Подумал: что же это такое, где это я?.. Вдруг подходит ко мне мой умерший племянник, мальчик пяти лет (он умер лет восемь тому назад), и говорит: «Пойдем со мной». — «Куда, зачем?» — спрашиваю. «Пойдем, пойдем — увидишь!» Я встал, и мы пошли вместе.
Шли сначала полем, потом подошли к морю, по которому проложены, как будто из покрытой зеленой травой земли, дорожки, широкие и узкие, были и очень узенькие. Между ними в воде плавали лодки, в которых сидели в светлом одеянии юноши. По широким, украшенным зеленой травкой и цветами дорожкам шли люди разного пола и возраста со светлыми и радостными лицами, а шедшие по узким — плакали, срывались с дорожек, падали в море, с трудом вылезали опять на дорожки и опять падали в море. Тех, которые вылезали и успевали обсохнуть, сидевшие в лодках юноши брали к себе с большою радостью и увозили. Шедший со мною племянник говорит мне: «Пойдем и мы по этой дорожке». Дорожка, указанная им, была очень узкая, и я боялся по ней идти, но он велел мне держаться за него. Я сказал, что он маленький, и если я начну падать, то и его утащу с собой, но он ободрил меня, и мы пошли.