Когда я вышла от нее, то встретила матушку Поликсению. Она очень обрадовалась, увидев меня, и сказала: «Ах, Феклушка, ты уже здесь? Но ведь тебе еще рано». Крепко меня обняла и показала свою келью: это был красивый одноэтажный домик. Она сказала: «Я все знаю, молюсь за своих келейных и жалею их». Только она отошла, как я встретила первую мою старицу, старшую при молочной на скотном дворе. Она тоже очень обрадовалась и крепко меня обняла, говоря: «И ты, Феклушка, пришла к нам?» Я спросила у нее: «Матушка, ведь вы — умершая, хорошо ли вам здесь?» — «Было раньше не особенно хорошо, — отвечала она, — сама знаешь, с народом жила, много греха набралась, но сестры в шесть недель умолили за меня, теперь мне хорошо». Она отошла от меня, а я осталась стоять среди поля. Тут явился святой Георгий, и мы пошли дальше. Поле становилось все красивее, вдали виднелись ворота.
Тут я увидала, что посреди поля идут монашествующие, все больше полками, в белых, светлых и парчовых мантиях, в золотых и серебряных венцах. Много шло святителей в золотых одеждах, в венцах и с крестами. В пятом полку узнала своего священника, очень хорошей жизни. Впереди монахинь шли игуменьи с посохами. Много узнала своих умерших сестер, некоторые рясофорные были в белых мантиях, с золотыми венцами, а другие — в белых с серебряными венцами. Некоторые несли букеты из чудных цветов. Все знакомые монахини кланялись мне и улыбались, а одна послушница сказала: «Феклушка, и ты пришла к нам! Да не совсем — вернешься обратно». Во главе священства шел святитель в митре, весь в золоте и с крестом в руке. В пятом полку узнала трех иеромонахов большого Тихвинского монастыря, в том числе и отца Клавдиана с крестами в руках. Все они были веселы и все как будто в одних годах, лет тридцати. А мирские шли по краям с двух сторон, их было так много, как в воздухе комаров, все они проходили в ворота.
Вдруг явился около меня седой старичок в блестящей одежде и в крестах, я узнала в нем святителя Николая: «Пойдем, теперь надо возвратиться обратно». И мы с ним отправились. Тут я никого не видала. Пришли мы на другое поле, которое похоже на нашу сенокосную полянку, только течение реки как будто другое, с восточной стороны. На этом поле я увидела своих монахинь и послушниц, которые косили траву, а некоторые гребли сено, и светло было у них. Они пели очень хороший псалом «Пресветлый Ангел мой Господень». Неожиданно в воздухе точно блеснуло что-то, и я увидела небольшой венчик над тем местом, где работали наши — золотой. Он делался все больше и больше, то поднимался, то опять опускался. А с восточной стороны идет точно игуменья с посохом в руках, а сама все крестит всех, но я не узнала, которая игуменья.
Тут я оглянулась и посмотрела за реку, где было очень темно. На самом берегу стояли наши, живущие в монастыре, с распущенными волосами. Им, по-видимому, хотелось перейти на эту сторону, но только они подойдут ближе, берег реки начинает обваливаться, и они вместо того, чтобы приближаться, все отдалялись. Мне стало их очень жаль. В это время явился ко мне в облачении с крестом отец Клавдиан. Он сказал мне: «Не говори никому, кого ты видела за рекой, они, быть может, милосердием Божиим и покаются». После этих слов я опять увидела около себя святителя Николая, который сказал мне: «Теперь пойдем, я провожу тебя». И точно, мы пришли в келью, и он скрылся.