Опять ужас пронзил каждую клеточку. Слезы потоком залили лицо. Безостановочно рвались рыдания. Я схватил в охапку шмотки, оделся на бегу. На дороге только рукой махнул — остановился грузовик. На вокзале только вбежал в электричку — двери захлопнулись. Подбегаю к храму — батюшка выходит. Я ему в ноги: „Отче, исповедай!“ — „Приходи завтра с утра, — говорит. — Разоблачился я уже“. Вцепился в батюшку, слезы потоком: „Исповедай…“ Он вздохнул и пошел облачаться. Все мои грехи, которые увидел ночью, как на ладони, обжигая, вставали перед глазами. „Ну что? Все? — сочувственно спросил батюшка. — Приходи завтра на причастие“. Вышел из храма. Почему-то и облегчения сильного не испытывал: томило, внутри стояла пустота.
А дальше было как в Евангелии в притче о злом рабе, задолжавшем царю очень большие деньги. Когда ему правитель простил долг и отпустил, он тут же стал немилосердно требовать малую сумму со своего должника, не слушая его мольбы. И за свою жестокость был предан истязателям, пока не вернет долг (Мф. 18:23–35). Не прошел я, наверное, и двух кварталов, как встретил давнего должника. Не знаю, что на меня нашло. Но видно не все сразу доходит… Вцепился в него: „Отдавай все и тут же“. Он что-то лепетал: „Где же я тебе сейчас возьму такую сумму? Неожиданно все. Подожди хоть немного“. Но меня как заклинило: „Все и сейчас“. Где-то он бегал по соседям, знакомым, родственникам. Но собрал все. Отдал и исчез. Стою я с этими деньгами… И тут до меня дошло, что не выдержал искушения. Осознание было мгновенным, как во вспышке молнии — мой ужас, смрадные грехи, мольбы, милость возвращения, евангельская притча… Рыдания свалили на землю. Подошли какие-то люди, спрашивают — ничего не воспринимаю. Вызвали „скорую“. А я остановиться не могу, слезы льются с воем. Затем вторую „скорую“ — и в дурдом. Мы там траву мелкую между бетонными плитами пальцами выщипывали… Чтобы сестричкам ножки не кололо. Разве только это?
Евангелие у меня осталось, не отобрали. Однажды его увидела врач, которая оказалась верующей. Поговорила со мной раз, другой. „А знаешь, — говорит, — я тебя отсюда вытащу“. И вот, вытащила. Приехал домой, собрал вещи, забил дверь дома досками — и в монастырь. Вот, теперь здесь, на подворье второй год уже. Саша лег на спину. Повисла тишина. За окном — зимняя ночь, мелкий снежок. Я со всей остротой впервые ощутил сквозь свою сыто-лукавую заскорузлость, как близок со своим примитивным и страстным душевным набором к похожему исходу. Услышанное сильно зацепило. „Ты про Богородичную молитву спрашивал, — не поднимаясь, добавил Саша. — Вот, с тех пор и читаю ее каждый день. Как на святой канавке 150 раз. Сейчас уже сроднился с ней. Забываться все стало… Ладно, давай спать. Завтра выезжать с утра“. Сон к нам в эту тихую зимнюю ночь пришел не скоро. Падал мелкий снег в отзвуках вечности. Какой она будет? Где?..»25
Сергей Р. г. Санкт-Петербург
Мытарства студента
Жизнь после смерти! Какая крылатая и для многих заезженная фраза. Ее можно услышать не только из уст священника с амвона, но и от представителя шоу-бизнеса на каком-нибудь дешевом ток-шоу. Причем последние не особо утруждают себя углублениями в смысловые особенности этой фразы. Тогда как ее смысл намного более таинственен и не исследован, чем может представляться современному потребительскому обществу. Верующие люди говорят об этом одно, у неверующих другой взгляд на эту область. Но независимо от наших мнений и желаний потусторонний мир продолжает существовать и пугать своей неизвестностью. Он живет своей размеренной и реальной жизнью и не становится призрачнее от нашего скептицизма и сомнений. Если бы люди знали, что имеют только один шанс наследовать вечную жизнь за гробом, тогда, может быть, не прожигали бы свое драгоценное время во всяком непотребстве.