Фреска «Небесная лествица» в монастыре Симонопетра на Святой горе Афон.
Учение о мытарствах именно для того и дано нам, чтобы мы трудились сейчас, боролись с воздушными демонами в этой жизни, и тогда встреча с ними после смерти будет нашей победой, а не поражением! Скольких подвижников оно вдохновило на это! Но кто из нас может сказать, что он уже выиграл эту брань, и ему больше нечего бояться бесовских истязаний после смерти?[24]
Приложение
Обет помнишь?
Смертный сон раба Божия Александра
Эту историю я слышал из первых уст. С того вечера прошло, наверное, уже лет шесть. Выбирался я в то время из грязи главных и губительных своих пороков, страстей и проблем. С неизменной и жертвенной помощью жены. Вернее сказать, не выбирался, а был «выбираем», понемногу по мере своего слабосильного, хотя иногда и искреннего, покаяния… Уж не знаю по чьим молитвам. После всех йогов, гипнотизеров, бабок, экстрасенсов и прочей небезопасной дребедени, как к последней надежде обратился к нашему Господу Спасителю, православной церкви и ее святым. Устроился я тогда после болезни водителем на подворье монастыря. Прошло немного времени, и меня послали в командировку развозить по Москве и области книги, свечи и прочее надобное для храмов. Нас было трое — Саша, водитель большегрузного дизеля, Алексей, диспетчер-учетчик, и я, на «каблучке». День проходит, два. Новые люди, храмы, работа. Вечером в гостевом уютном флигельке при небольшом подворье зашел у нас с Алексеем разговор перед сном. Как у всяких, недавно пришедших к вере, беседа пошла на одну из православных тем и коснулася черных ангелов. Есть ли они в нашей жизни, где и как? И тут Саша, до того молчавший, сказал вдруг: «Есть черные ангелы, есть». Человек он не особо разговорчивый и, видимо, немало повидавший. Мне о нем ничего не было известно. Знал только, что он каждый день читает много раз Богородичную молитву. Александр привстал на тахте, окинул нас взглядом, как будто проверял искренность нашего интереса, и начал: «У меня был дом в пригороде. Пришел я как-то домой. Сейчас не помню уже, кажется опять после… В общем, на душе плохо было, черно. Как, наверное, и все последнее время. Зашел в комнату, прилег на кровать и… умер. По-настоящему — сердце остановилось. Вначале было, как пишут о клинической смерти: увидел себя, свое тело, как бы сверху. Душа в новом состоянии, растерянная. Стал я двигаться по дому, вышел во двор, но от тела, почему-то далеко не удалялся. Что-то томило. Прошло некоторое время, и тут повеяло какой-то бесконечной пустотой и холодом, на душу вдруг накатил такой ужас, какого я за всю свою жизнь и сотой доли, наверное, не испытал. Меня мало чем можно было в жизни напугать, а здесь так прошило страхом всю душу! Почувствовал, что кто-то приближается и скоро увидел их — падших ангелов. Душа затрепетала, как и не представишь. И взмолилась, как никогда. Молитва там, как воздух. Но к еще большему ужасу ощутил, что все слова в пустоту, понял, что здесь уже все бесполезно. Ничего не исправить, не изменить, не вернуть. Но душа все равно цепляется за надежду, молится. С мимолетным облегчением увидел своего Ангела-Хранителя. Он с черными о чем-то говорил, наверное, пытался меня защитить. От ужаса я все плохо воспринимал. В молитвах стал давать обеты: все брошу, дом, дела, все и всех. Уйду в монастырь. В покаяние. Только бы избавиться от надвигающегося, неизбежного, непоправимого… Но все в пустоту. Я чувствовал эту бесконечную пустоту, холод, мрак, страх, отчаянье. Боялся ее, как ничего на свете. Там нет ни намека на надежду, тепло и свет, ничего, кроме холода и парализующего ужаса, который давил так, что не оставалось места ничему другому. И тут ко мне подлетел один из черных ангелов: „А ты чего трепещешь-то? Ты нам всю жизнь служил“. И показал мне все мои грехи, с самого детства. И в таком виде, в каком я и представить их себе не мог — грязь, смрад… Объяла безнадежность, страх и запоздалое раскаяние. И тут я вспомнил! Владычица! Когда уже никто и ничто не поможет, только Пресвятая Заступница наша Богородица может спасти. Сколько прошло времени в моих отчаянных к Ней молитвах не знаю. Вечность, наверное. Они стали всем, и единственным во всей моей жизни от рождения. И тут вдруг я почувствовал, как к нам стала приближаться и накрывать какая-то необъятная сила. Падших ангелов, как ветром сдуло. И… Я открыл глаза. Смотрю: за окошком солнышко, листочки зеленые, птички поют, шум, дети… И такая почему-то сладость от всего этого — ничего похожего никогда не испытывал. На стуле рядом лежит Евангелие. Открыл. Каждая строчка еще большей сладостью душу заливает. Да что же это такое, думаю. Все вокруг живое, родное до слез. Прямо себя не узнаю. Совсем я разомлел и заснул. И тут увидел Ангела-Хранителя, который меня так толкнул, что я с дивана слетел: „Обет помнишь?“ Все вспомнилось сразу.
Опять ужас пронзил каждую клеточку. Слезы потоком залили лицо. Безостановочно рвались рыдания. Я схватил в охапку шмотки, оделся на бегу. На дороге только рукой махнул — остановился грузовик. На вокзале только вбежал в электричку — двери захлопнулись. Подбегаю к храму — батюшка выходит. Я ему в ноги: „Отче, исповедай!“ — „Приходи завтра с утра, — говорит. — Разоблачился я уже“. Вцепился в батюшку, слезы потоком: „Исповедай…“ Он вздохнул и пошел облачаться. Все мои грехи, которые увидел ночью, как на ладони, обжигая, вставали перед глазами. „Ну что? Все? — сочувственно спросил батюшка. — Приходи завтра на причастие“. Вышел из храма. Почему-то и облегчения сильного не испытывал: томило, внутри стояла пустота.
А дальше было как в Евангелии в притче о злом рабе, задолжавшем царю очень большие деньги. Когда ему правитель простил долг и отпустил, он тут же стал немилосердно требовать малую сумму со своего должника, не слушая его мольбы. И за свою жестокость был предан истязателям, пока не вернет долг (Мф. 18:23–35). Не прошел я, наверное, и двух кварталов, как встретил давнего должника. Не знаю, что на меня нашло. Но видно не все сразу доходит… Вцепился в него: „Отдавай все и тут же“. Он что-то лепетал: „Где же я тебе сейчас возьму такую сумму? Неожиданно все. Подожди хоть немного“. Но меня как заклинило: „Все и сейчас“. Где-то он бегал по соседям, знакомым, родственникам. Но собрал все. Отдал и исчез. Стою я с этими деньгами… И тут до меня дошло, что не выдержал искушения. Осознание было мгновенным, как во вспышке молнии — мой ужас, смрадные грехи, мольбы, милость возвращения, евангельская притча… Рыдания свалили на землю. Подошли какие-то люди, спрашивают — ничего не воспринимаю. Вызвали „скорую“. А я остановиться не могу, слезы льются с воем. Затем вторую „скорую“ — и в дурдом. Мы там траву мелкую между бетонными плитами пальцами выщипывали… Чтобы сестричкам ножки не кололо. Разве только это?
Евангелие у меня осталось, не отобрали. Однажды его увидела врач, которая оказалась верующей. Поговорила со мной раз, другой. „А знаешь, — говорит, — я тебя отсюда вытащу“. И вот, вытащила. Приехал домой, собрал вещи, забил дверь дома досками — и в монастырь. Вот, теперь здесь, на подворье второй год уже. Саша лег на спину. Повисла тишина. За окном — зимняя ночь, мелкий снежок. Я со всей остротой впервые ощутил сквозь свою сыто-лукавую заскорузлость, как близок со своим примитивным и страстным душевным набором к похожему исходу. Услышанное сильно зацепило. „Ты про Богородичную молитву спрашивал, — не поднимаясь, добавил Саша. — Вот, с тех пор и читаю ее каждый день. Как на святой канавке 150 раз. Сейчас уже сроднился с ней. Забываться все стало… Ладно, давай спать. Завтра выезжать с утра“. Сон к нам в эту тихую зимнюю ночь пришел не скоро. Падал мелкий снег в отзвуках вечности. Какой она будет? Где?..»[25]
Сергей Р. г. Санкт-Петербург.