Дмитрий Наркисович Мамин-Сибиряк
ПОСЛЕДНЯЯ ТРЕБА
Посвящается памяти Маруси
I
Рождественская заутреня была на исходе, когда в церковь торопливо вошел лесник Евтроп. Это был плечистый, высокий мужик с бородатым, угрюмым лицом. Он как-то сразу почувствовал себя неловко в этой толпе молящихся, - давно не бывал в церкви, да и совестно быть выше всех головой. Церковь показалась ему такой маленькой, точно она вросла в землю за время его отсутствия. Торопливо перекрестившись, лесник начал проталкиваться вперед.
- Куда прешь-то? - остановил его случившийся поблизости церковный староста, обходивший церковь с кружкой. - Ведь не в лес пришел…
- Парасковья-то… мне бы попа Савелья... - бормотал смущенно лесник, глядя на старосту умоляющими глазами. - Значит, тово…
Обождешь… [На севере в глухих лесных местностях слово «поп» не имеет никакого общего значения, - оно перешло сюда из Московской Руси и сохранилось в том смысле, в каком его употребляли при великих московских князьях]
Лесник что-то хотел сказать еще, но только махнул рукой. Он почувствовал всем своим громадным телом, что его здесь все ненавидят. Да, ненавидят, несмотря ни на святое место, ни на церковную службу. Одни от него отвертывались, другие делали вид, что не узнали, третьи косились, и все ненавидели, потому что он всем им чем-нибудь досадил. В маленькой деревянной церкви собрались жители нескольких соседних лесных деревень, съехавшиеся сюда встретить праздник. Всем так или иначе приходилось иметь дело с лесным кордоном, где царил суровый Евтроп, и у многих являлась не раз грешная мысль отправить лесника на тот свет. Очень уж лют до чужого добра.
В церкви было и жарко, и душно. По старинному обычаю бабы занимали левую сторону, а мужики правую. В спёртом воздухе свечи горели красными пятнами. Приход был бедный, и даже в такой праздник маленькая церковь была освещена мало. Больше всего свеч стояло перед местным образом Богоматери, - это ставили бабы своей Усердной Заступнице. Старинный иконостас, прокопченный и с облупившейся кой-где позолотой, старенький дьячок на правом клиросе, два старых трапезника, старый староста у прилавка со свечами - все здесь было старое, бедное. Вышел на амвон говорить отпуст поп Савелий в старенькой ризе, - и какой поп - простец, а не поп. Лицо скуластое, глаза узкие, волосы лежали жиденькими косицами. Сколько ему было лет - трудно сказать, или, вернее, — лет не было. Бывают такие люди. Леснику показалось, что и поп Савелий посмотрел в его сторону враждебно.
Воспользовавшись перерывом в службе, лесник протискался вперед, к самому амвону. Толпа шушукалась, особенно бабы, но никто не расходился в ожидании обедни.
- Зачем сюды змея-то принесло? - слышался шепот
за спиной лесника.
Но он не обернулся, а смело направился в алтарь, тяжело ступая по деревянному амвону. В пономарских дверях его грубо остановил старый трапезник.
- Куды прешь?..
- Мне бы попа Савелья... Значит, тово...
В этот момент вышел сам поп Савелий. Он был в новеньком люстриновом подряснике и такой же ряске.
- Чего тебе, Евтроп?.. - спросил поп Савелий, давая
благословение громадному человеку.
- Жена помирает... неблагополучно разрешилась...
значит, тово... - бормотал лесник со слезами в голосе. -
С вечера мается и помереть не может... За тобой послала,
потому хоть и баба, а христианская душа...
- Что же я поделаю, Евтроп: сейчас начинается обедня. Народ ждет. Съехались из дальних деревень. Вот кончу обедню, тогда и поеду.
- А ежели Парасковья-то помрет?..
- После обедни поезжай, поп... - загалдели окружавшие их мужики. - Тоже немало народу ждет... Не одна твоя Парасковья. Бабы живучи, обождет.
В голосах слышалось скрытое озлобление. Евтроп это чувствовал и посмотрел умоляющими глазами на попа Савелия.
- Помирает, говоришь? - спрашивал поп, перебирая полу своей ряски. - Этакий грех... гм...
- Пластом лежит. Слёзно молила привезти попа, потому смертный час пришел Парасковье... Как она маялась...
Голос Евтропа оборвался, и он кулаком вытер слезу. Поп Савелий опустил глаза и вздохнул. Как же быть-то в самом деле? Ему вдруг сделалось жаль этого громадного мужика, в котором говорило такое близкое горе... А там ждет умирающая последнего напутствия. Одна, в лесной избушке... считает минуты... прислушивается к каждому шороху... Поп Савелий обвел глазами свое духовное стадо и снова опустил глаза. Все были против лесника и не отпустят его, а идти против мира он не мог.
- Ах, какой грех... Так помирает твоя Парасковья? — повторял поп Савелий, поднимая глаза на Евтропа. - Кто же там, на кордоне?