- Кто там? - окликнул с печки детский голосок.
- Да это я... поп... Жива мать?
- Молчит… должно что жива... Сейчас вздую огонька, а то я тут на печке с робенком отваживаюсь. Пищит все...
Детские босые ноги бойко засеменили по полу к печи. Загремела железная заслонка. Добыв из загнеты несколько горячих углей, девочка припала к ним лицом и принялась раздувать. Скоро синим огоньком вспыхнула приставленная к углям тонкая березовая лучинка.
- А тятька где? - тоном большого человека спросила девочка, зажигая большую лучину.
- Он там остался, в церкви. Двоим тяжело было ехать.
- Где же двоим, - согласилась девочка и прибавила детским голосом: - А тятька не в уме, что бросил нас одних. Ну, мамка помрет, а как же я с робенком-то?.. Пищит он...
Девочка подошла с зажженной лучиной к лавке, на которой лежала больная, осветила бледное лицо и серьезно проговорила:
-Жива…
Поп Савелий облегченно вздохнул. Ну, слава Богу!.. Он торопливо разделся, поставил дарохранительницу на стол в переднем углу и спросил:
- Свечки разве у вас нет?
- Какая у нас свечка... Тоже придумал! Всю зиму с лучиной сидим.
-Ах, какой грех... Надо было с собой у старосты огарок захватить, да второпях забыл. Ну, так ты того, умница, свети...
Девочка вся превратилась в одно внимание, наблюдая за каждым движением попа. Вот он развернул узелок, надел епитрахиль и начал молиться в передний угол, где едва можно было разглядеть потемневший от дыма образ. Поп Савелий читал молитвы наизусть, певучим речитативом. Девочка торопливо крестилась, стараясь не потушить лучины.
- Ну, теперь свети...
Поп подошел к больной. На него апатично глянуло остановившимися глазами мертвенно-бледное лицо. Жизнь едва теплилась, и только в глазах еще мелькало сознание. Говорить больная уже не могла... Поп Савелий знал, что она умрет сейчас же после исповеди и что ее поддерживает только жажда получить последнее напутствие. Большинство так: дождутся попа и помрут...
В избе тихо раздались первые слова «глухой исповеди». Больная со страшным усилием сложила пальцы правой руки крестом и отвечала только слабым движением глаз.
- Бог простит, - отвечал поп Савелий.
Он причастил больную, благословил и приложил походный медный крест к похолодевшим губам. Глаза больной сейчас же закрылись, и поп Савелий, прикрыв ее концом епитрахили, начал читать отходную.
Маленькая девочка стояла с лучиной и наблюдала с раскрытым ртом, пораженная невиданным зрелищем. Наконец, лучина у нее погасла.
-Кончилась… - тихо проговорил поп Савелий, прислушиваясь к замиравшему хрипенью больной. - Господи, прости и благослови!..
III
Было темно и тихо. Девочка опять полезла в печь «вздувать огня». Поп стоял посреди избы и только теперь почувствовал, что он ужасно прозяб, прозяб до того, что не мог сказать, было в избе тепло или холодно. Пальцы рук скрючились, как деревянные, - и это он тоже почувствовал только теперь, когда все кончилось.
- А я тебя боюсь... - заявила девочка, когда изба осветилась только что зажженной лучиной.
- Вот тебе раз! А давеча не боялась?
- Давеча мамка была жива, а ты приехал - она и померла...
Девочка присела на лавку и горько расплакалась. Поп Савелий видел эту детскую головку со спутавшимися белыми волосенками, скрещенные голые ножки, худенькие ручки, тоненькую шейку и понял, что он ничего не может сделать здесь больше и что должен вот сейчас ехать. Служба не ждет...
- Ах, милая... как же нам быть с тобой? - бормотал он, глядя на девочку. - Погоди, скоро тятька приедет... Одна-то не боишься остаться?
-Б-бо-юсь… - слезливо протянула девочка. - И тебя боюсь, и без тебя боюсь...
В этот момент запищал на печке ребенок, и девочка торопливо проговорила, передавая лучину попу:
- Ты подержи-ка лучину-то, пока я с ним там буду водиться. Он совсем ма-ахонькой, как клопик!..
Поп Савелий остался посреди избы с лучиной в руках, а шустрая девчонка уже возилась на печке, где в лукошке что-то пищало и корчилось.
- Свети хорошенько, а то погасишь лучину-то! - сердито крикнула девочка, стоя на коленях над своим лукошком.
- Ну, умница, так? - ласково говорил поп, вставая одной ногой на приступок. - Ничего, жив будет: вон как кричит...
В ответ ему улыбнулось детское личико, полное такой большой материнской тревоги. Сейчас девочка уже не боялась попа. Он ей казался добрым... А поп смотрел на маленькую няньку и не чувствовал, как у него по лицу катились слезы. Господи, какая ночь, и какое вечное чудо творится кругом нас каждый час и каждую минуту, и как мы не замечаем этого чуда... Разве жизнь кончается хотя на одно мгновенье?.. Вот и в этой девочке та же премудрость Божия, которая научает птицу вить свое гнездо, дикого зверя пестовать своих детёнышей и несмышленого младенца заменять мать.