Ричард быстро замерзает, голова трезвеет и ему становится лучше, но пальцы коченеют, плохо слушаются. Он силой заставляет себя продолжать – до тысячи остается не так уж много.
<center>***</center>
Время проворачивается колесом, по радио объявляют полночь. Ричард чувствует себя медленным неповоротливым механизмом, ему кажется, что он застрял в одном и том же моменте на всю оставшуюся жизнь: и Роуз больше не придет, и Мартин тоже, и даже Ярый не явится посмотреть на пленника своих желаний. Он тянет рукава пониже в попытке хоть немного согреться, вырывает из журнала новый лист.
– При-вет, – демон появляется, стоит только о нем вспомнить, будто все время таился за окном и ждал момента. Растягивает лениво слова, стряхивает с дивана журавлей и садится, закидывая ногу на ногу. – Соскучился?
– Уйди, Ярый.
– Да ты не рад мне…
– Уйди! – рычит Медисон и швыряет в фигуру Ярого ножницы, прихваченные с кухни на всякий случай.
Фэйе их ловит, крепко сжимает в ладонях, и через несколько секунд они превращаются в оплавленный комок металла и мерзко смердящего пластика. Ярый разжимает руки, комок бухается на пол и пьяно откатывается к дивану.
– Хорошо.
Пока Ричард складывает следующего журавля, Ярый подымается и уходит прямо в панорамное окно, пропадая на стыке со своим отражением. Рич смотрит на то, что осталось от ножниц, видит в этом дурной знак, но уже ничего не исправить. Ему кажется, что демон больше не придет.
<center>***</center>
Пальцы с трудом слушаются, когда количество готовых журавлей переваливает за девятьсот девяносто. Ричард чувствует, что не может больше, но уговаривает себя – давай, еще десять и можно будет поспать. Или поесть. Сходить в душ. Закрыть наконец окна и завернуться в одеяло. Налить чаю. Выключить музыку, побыть в блаженной тишине.
Обычно у него уходит на одну птицу около минуты, но сейчас усталый Рич спешит, сбивается, чуть не переводит понапрасну листы. Но справляется, с тяжелой головой заканчивает, пишет на крыле последнего, немного кособокого журавля – «1000».
Поднявшись, он обводит взглядом диван, со всех сторон окруженный журавлями, как ковром, столик с остатками журналов, пол, на котором собрались несколько тарелок, чашек и ложек. Видит комок, прежде бывший ножницами, отталкивает его ногой подальше, а потом с усталым выдохом ложится на диван, подтягивая под голову полосатую подушку. Никаких сил на что-то, кроме сна, не остается, и Ричард Медисон закрывает глаза.
И напоследок успевает подумать: «Это моя последняя тысяча».
========== 8) Конец ==========
Сон без сновидений. Совсем. Первое, что Рич видит, открывая глаза, – горизонтальные полосы разной ширины, соединяющиеся в рисунок на декоративной подушке. Поверх нее виден верхний край оконной рамы и залитый холодным светом потолок. Вероятно, сейчас утро, но Ричард не торопится встать, чтобы узнать наверняка. Он просто лежит, прислушиваясь к своим ощущениям и силясь понять, удалось ему или нет.
Он лежит и боится, что все журавли, сделанные за одни сутки, длившиеся, наверное, много дольше, чем двадцать четыре часа, остаются лежать здесь же, в гостиной, покрывая пол неряшливым дырявым ковром.
Боится, что Мартин не дождался своей порции волшебства, и больше никогда не дождется.
Когда лежать без движения становится невыносимо, Ричард набирается решимости столкнуться с неизбежным и приподнимается на локтях. Свет из окна, хотя и неяркий, бьет в лицо, парень щурится, переводит взгляд вниз и с облегчением, которое слишком трудно выразить словами, скользит глазами по матово блестящему полу. Пустому, слава богу, пустому полу!
Памятуя предыдущий опыт, Ричард не радуется раньше времени, но снова обретает надежду – возможно, обойдется. Может быть, даже то, что он послал Ярого, не повлияет на результат.
<center>***</center>
С определением времени Рич ошибся: сейчас не утро, а середина дня, только день этот холодный и морозный, грозящий не то снегом, не то дождем. Улицы будто распрямились, предчувствуя осадки, дома подобрались подальше на обочину, шоссе расстелило асфальтные покрывала, по которым автомобили стараются проехать как можно скорее, чтобы не оставить следов.
Ричард замерзает в пустом автобусе, греет руки друг о друга и волнуется всю дорогу до больницы. Роуз не берет трубку, хотя он набирал ее раз пять или шесть – обиделась, наверное. Медисон надеется, что дело именно в этом, с обидой Роуз он рано или поздно сможет справиться.
Автобус сворачивает на Кейпфер Драйв, и Ричард встает со своего места, подходит к двери и стоит там следующие полминуты, а потом они наконец выезжают на Касуэлл-авеню. Он видит приближающийся силуэт здания через мутное окно, и волнение охватывает с новой силой. Приходится даже на несколько секунд присесть на скамью у остановки, чтобы прийти в себя, за это время Рич успевает еще раз набрать Роуз, но снова не добивается ответа.
«Ты должен будешь зайти туда рано или поздно», – строго отчитывает самого себя.
На этот раз он не проходит мимо регистрационной стойки, обращается к уже пожилой женщине за ней, называя все данные, которые ему известны. Та щелкает компьютерной мышью, выводя Ричарда из себя, что-то неторопливо ищет, в конце концов находит:
– Палата триста тридцать один. Третий этаж.
В груди Рича зарождается теплое неудержимое пламя – Мартин, значит, снова вернулся в свою палату! Нет больше отделения интенсивной терапии, нет никаких слов сочувствия, которые Медисон втайне боялся услышать. Он благодарно кивает женщине и спешит на хорошо знакомый третий этаж.
Возле двери с номером «331» никого, но через узкое окошко с минимальным обзором Рич видит, что внутри палаты возится то ли врач, то ли медсестра, поэтому он осторожно, с замиранием сердца, стучит и приоткрывает дверь. Засунув голову в палату, видит там Мартина – он даже поворачивает голову и щурит глаза, узнавая, но медсестра не дает продолжить невербальное общение, выталкивает Ричарда в коридор и выходит сама, закрывая за собой дверь.
– Извините, – голос Ричарда полон скрытой радости и торжества, – я друг Мартина, пришел его проведать. Можно?..
– Его только недавно перевели из интенсивной терапии, еще несколько дней никого нельзя впускать.
– Тогда просто узнать, как он. Где доктор Саммерс? Или вы скажете?
– Ждите доктора, его смена – ночная, будет через три часа, – женщина смягчается, видя во взгляде Ричарда что-то особое, располагающее к себе. – Можете остаться здесь, но внутрь я вас не пущу.
– Я подожду, – заверяет он, чувствуя, как ходящее ходуном сердце, разбушевавшееся от радости, потихоньку успокаивается в груди. – А где у вас тут…
– В конце коридора, у лестницы налево.
Рич благодарно кивает и уходит в указанном направлении. Замирает перед зеркалом в половину человеческого роста – после бессонной ночи он выглядит немного другим. Заострившиеся от усталости черты лица, взлохмаченные немытые волосы, жесткие и непослушные, темные круги под глазами.
Мартин будет над ним смеяться. «Выглядишь точно как вампир», – скажет. Еще скажет: «Мы теперь – колоритная парочка, смотримся вместе, вампир и Вин Дизель. На обложку хоть в «Эсквайр», хоть в «Вог» – везде возьмут».
Ричи улыбается своему отражению и идет обратно.
Комментарий к 8) Конец
Друзья, спасибо, что были со мной и читали это.
Хотелось бы пару моментов тут сказать вам:
1) Очень благодарен Дэзу за помощь и поддержку с этим рассказом, если бы не он, все было бы не так здорово.
2) Вообще здесь было две постельные сцены, но вторую я вырезал, потому что человек, которому посвящен текст, не любит НЦу. Думаю, это спасло нас всех)
3) Спасибо всем, кто сделал журавлей) Общими усилиями у нас вышло что-то такое: http://savepic.org/6479590.png